"Челси Куинн Ярбро. Тьма над Лиосаном ("Сен-Жермен" #8)" - читать интересную книгу автора

в миру. Перекрестившись, монах приступил к чтению шестьдесят первого псалма.
Устав бенедиктинцев требовал, чтобы каждый член ордена прочитывал все псалмы
за месяц, но брат Гизельберт справлялся с этим заданием в две недели и
начинал повторять все сызнова. Проговорив два стиха, он прерывался и просил
Господа простить недостойному рабу своему убийство Изельды, напоминая как
непосредственно Всеблагому, так и Его Сыну, что у него было право совершить
сей поступок и что даже семья убиенной с тем согласилась, не потребовав с
него откупа. Но душевное спокойствие, несмотря на эти резоны, на него
все-таки не снисходило, и ему порой начинало казаться, что слова падают в
бездну, непреложно свидетельствуя о малой крепости его веры.
Выходя из кельи, брат Гизельберт ощущал себя опустошенным и в большей
мере хотел спать, чем плести корзины, исполняя предписанную работу, а потому
звон колокола, скликавший братию к ужину, его даже порадовал, хотя ему давно
уже надоели хлеб, рыба и густая гороховая похлебка, что составляло здешнюю
ежевечернюю снедь. Иное дело - баранина или свинина. Но мясо являлось одним
из тех удовольствий, от которых он отказался, распрощавшись как со своим
титулом, так и со всей мирской жизнью. Монах, упрекнув себя в слабости,
потупил взор и увидел на голой земле разметанные веером птичьи перья: их
было около полудюжины - все темные, с красноватыми просверками, как и подол
его раздуваемой ветром сутаны. Еще одно дурное предзнаменование, в том можно
не сомневаться, подумал он, преклоняя колени перед дверями в трапезную, где
стояли длинные грубо сколоченные из толстых досок столы.
Монахи молча, склонив головы, занимали свои места. Кроме шарканья ног и
скрипа скамей тишину нарушало лишь отдаленное песнопение. Двое новых
послушников разносили еду, ставя перед сидящими деревянные доски с хлебом и
жареной рыбой, а также миски с варевом из гороха и ячменя. Помимо того на
каждом столе стояли большие кувшины с медовым напитком. Передавая их из рук
в руки, монахи с тихим побулькиванием наполняли деревянные кружки. Когда все
эти приготовления закончились, послушники пали ниц, слушая, как их
новообретенные братья бубнят благодарственную молитву, после чего удалились,
чтобы приготовить еду для певчих, служивших вечерню. Как только они ушли,
брат Хагенрих прошел в центр трапезной и начал читать поучение. Темой его в
этот раз были муки Ионы во чреве кита. Монахи внимательно слушали старшего
брата, словно бы нехотя поглощая свой ужин, дабы избежать обвинения в
чревоугодии - одном из смертных грехов.
Когда поучение завершилось, подошла к концу и трапеза. Наелись монахи
досыта или нет, не имело значения - им волей-неволей пришлось подняться со
своих мест и выйти на обегавшую монастырский двор террасу, чтобы спокойной
прогулкой по ней подготовить себя к исповеди, обычно проводившейся перед
самым закатом, после чего наступало время всенощных песнопений.
Брат Гизельберт размышлял над тайным смыслом явленных ему зловещих
предзнаменований, когда его нагнал брат Олаф, размахивая костылем и припадая
на поврежденную ногу.
- Да хранит тебя Господь, достойный брат, - произнес он, чуть
задыхаясь.
- Как и всех истинных христиан, - откликнулся брат Гизельберт с
некоторой настороженностью, ибо братья-привратники обращались к своим
сотоварищам очень нечасто и в основном для того, чтобы сообщить о чем-то
дурном. - Что привело тебя сюда?
- Твоя сестра здесь и хочет с тобой говорить, - ответствовал брат Олаф.