"Челси Куинн Ярбро. Темные самоцветы ("Сен-Жермен" #7)" - читать интересную книгу автора

опричников - и тебя сведут к живодерам.
- Как и любого, не важно, знатного или нет, московита, стоит Ивану
мигнуть. По его прихоти тут каждого могут казнить, разорить, вздернуть на
дыбу. Так было всегда. А теперь кто знает, что он замыслит? - Никодемиос с
большим прилежанием оглядел свои руки. - Как оберечься от капризов безумца?
Их ведь разумом не постичь.
Шуйский знал, что в ответ на подобные речи ему следует велеть дворне
стащить грека в тюрьму, но он подумал о Юрке, о детях и неохотно сказал:
- Безумен Иван или нет, он все равно наш господин. В нем средоточие
всех наших чаяний и защита от происков недругов: шведов, поляков, татар.
Если Польша опять зашевелится, кто заступит ей путь? Царь Иван, вкруг
которого соберется несчетное войско.
- Ох, соберется ли? - вздохнул иронически грек. - Ратники разбегутся,
услышав его причитания. Кто их вернет в строй, кто воодушевит? Кто поведет
на ворога? Может, наследник? - Никодемиос ехидно прищурился и устремил взор
на князя. - Как полагаешь, Федор любезен войскам?
- У нас много славных воителей, - глядя себе под ноги, сказал
Анастасий. - Царь-батюшка может выбрать любого. Ему незачем подвергать свое
чадо опасности. - Он выпрямился. - Я сам, если доведется, сумею возглавить
рать.
Никодемиос оскорбительно засмеялся.
- Не сомневаюсь, боярин. Но царь окажет себя совсем слабоумным, если
доверит командование тебе. Твой меч спознается с его шеей еще до вечерних
колоколов. - Хохоток грека походил на кудахтанье. - Княже, не злись. Я знаю,
к чему ты стремишься. К скипетру и короне. У вас, у Шуйских, на уме лишь
одно.
- Желание послужить отечеству и престолу, - заявил Анастасий,
оправившийся от первого потрясения. Он поостыл, но продолжал выказывать
возбуждение, провоцируя грека на необдуманные ходы. Игра все более занимала
его - рискованная, но сулящая множество выгод.
- Несмотря на то, что Федор больше ценит колокольные перезвоны, чем
супружеские услады? Да неужели ты станешь служить и такому царю? - Грек
встал со стула. - Боярин, опомнись. Когда придешь в чувство, дай знать.
Иерусалим в эти смутные времена для тебя лучший союзник, и твой брат это
понимает. Ибо Иерусалим - средоточие православия, а значит, и власть.
- Власть - это Русь, а в ней - Иван Грозный, - отрезал Шуйский,
намеренно употребив самое мрачное и зловещее из прозвищ царя.
- Грозный? Едва ли. Конечно, он был таковым. Но прежнее не вернется. -
Никодемиос потеребил пальцами мех оторочки плаща. - Не все ли едино, чем
тешатся русские государи - игрой самоцветов или колокольными звонами? -
ехидно осведомился он. - Одно стоит другого. Будьте признательны, что Стефан
Баторий стоит, где стоял, а не движется на Москву. Надежда, которую в вас
вселяет Иван, изначально порочна. Ты видишь царя, ты знаешь, как он ведет
себя ныне. Как уставляется в пустоту, объявляя, что зрит свое окровавленное
чадо. Как рыдает во мраке ночи, моля Господа положить предел его жизни. Ты
понимаешь, чем это чревато, и все же не хочешь тому воспротивиться?
- Нет, поскольку у царя есть наследник. Я присягал и не отрекусь от
присяги, - заявил Анастасий, внезапно похолодев. Грек проницателен. Если ему
откроется, как далеко идут его, Шуйского, планы, то он, Шуйский, станет
пешкой в руках иерусалимского патриарха. Страшно даже подумать, куда это все