"Ю.В.Яременко "Экономические беседы"" - читать интересную книгу автора

прошлого.
Отсюда большая часть его усилий была замешана на социальной демагогии,
что также являлось традицией нашей политики.
Вопрос: Прокомментируйте, пожалуйста, следующий этап, а именно
экономическую реформу 1964 года.
Ответ: Всю эту историю необходимо изучать заново, так как в то время мы
видели только отдельные части этой реформы. Сейчас же гораздо удобнее
взглянуть на эту реформу как бы со стороны и можно более отчетливо понять,
что же тогда происходило. К сожалению мы этим мало занимались.
В первую очередь здесь надо отметить, что после Хрущева (с 1964 года)
мы не только перешли к реформам, но и восстановили отраслевую структуру
управления. Это было сделано одновременно. В каком-то смысле эти два
вопроса были сопряжены и были призваны создать условия для управления
производством новым удобным способом.
Вопрос: Можно ли сказать, что в этом коренился зародыш экономики 70-х
годов, того процесса автономизации суперведомств, о котором Вы говорили?
Ответ: Да, конечно это так, хотя идеология тех реформ была весьма
неоднородна. Например, и в Китае и в России имели место крупные
государственно-общественные начинания, которые в основном носили
демагогический характер и были призваны прикрывать интересы бюрократии,
неких крупных ведомств. Тем не менее было и некоторое подлинное
реформистское начало, хотя оно и характеризовалось несколько наивными
взглядами. Это начало было затем отсечено событиями 1968 года в
Чехословакии. Однако до этого момента идеи либерализации экономической
жизни в некоторой скрытой форме присутствовали в идеологии реформы.
Надо отметить, что никаких экономических условий для проведения самих
реформ тогда не было. Все свелось в основном к некой имитации. Имела место
некая система частных мер, смена вывесок, смена показателей.
Когда Вы задаете мне вопросы, касающиеся нашей экономической истории, я
хорошо понимаю Ваше стремление понять генезис нашей системы и ее эволюцию.
К сожалению, на многие из этих вопросов я не могу ответить, по крайней
мере вот так, сразу. Моя активная научная жизнь началась в шестидесятые
годы. Только этой эпохе я был свидетелем, и только о ней могу сказать, что
что-то в ней понимаю. Историей нашего хозяйства я никогда не занимался.
Конечно, существовали статистические ряды, которые уходили в прошлое и
создавали базу для сравнения. Но для экономистов моего поколения
естественным началом этих рядов были послевоенные годы, а если говорить
конкретно, то 1950 год, с которого начинались все таблицы в статистических
справочниках.
Я занимался текущим анализом нашей экономики, ее функционированием, и,
как мне кажется, понял что-то в ее "физиологии". Эта система существовала
для меня как данность, и ее эволюция происходила параллельно с моей личной
эволюцией.
Вместе с тем я хочу сказать, что восприятие нашей системы как данности
было наиболее конструктивным подходом к ее изучению. Знакомство с
описаниями сталинской эпохи, типа книг Солженицына порождало у людей
сильнейший нравственный шок и приводило к тому, что наше общество 20-х
годов как бы приравнивалось к сталинскому и оценивалось по тем же
моральным меркам. Заявления о том, что наша система нелепа и так далее
были, как мне кажется, скорее вторичным явлением по отношению к этим