"Глеб Ястребов. Кем был Иисус из Назарета? " - читать интересную книгу автора

философско-мистической школы, которая первоначально состояла из евреев, а
впоследствии была изгнана из синагоги, подвергнута остракизму и набрала в
свои ряды изрядное число язычников. Нынешний текст данного Евангелия несет
на себе отпечаток внутреннего противоречия: с одной стороны, высокая
философия и мистика, исполненная любви к Богу и ближнему, с другой стороны -
тяжелый конфликт с синагогой и иудаизмом. По всей видимости, у истоков этой
школы стоял один из непосредственных учеников Иисуса. В Евангелии он
скрывается за кодовым обозначением "Любимый Ученик". Мы не знаем, кем он был
в реальности. Позднее предание считало его Иоанном Зеведеевым (см. Ириней
Лионский, "Против ересей" 3.1.2), но это далеко не обязательно. Среди других
правдоподобных кандидатур - Лазарь, Фома, Иаков (брат Иисуса) и даже Мария
Магдалина (хотя последняя не столь вероятна, как предыдущие кандидатуры).
Реакция синагогальных властей, впрочем, была предсказуема: для этой
богословской школы была характерна практика мистического экстаза, в котором
человек словно на крыльях воспаряет в духовные высоты и ощущает свое
глубокое единство с Богом и посланным им Мессией. В любых религиях мистики
подозрительны для ортодоксий, и иудаизм I века не был исключением. По мере
развития школы трения и подозрения переросли в отчужденность, а
отчужденность во враждебность, враждебность, усугублявшуюся к тому же
снисходительным (мягко говоря) отношением самих Иоанновых христиан к
евреям-нехристианам. Когда же руководители школы произвели философскую
рационализацию некоторых мистических откровений, создав понимание Иисуса как
воплотившегося Божественного Слова (отчасти под влиянием идей философа
Филона Александрийского), терпение истеблишмента лопнуло, и последовало
отлучение от синагоги. По мнению синагогальной ортодоксии, Иоанново
богословие шло вразрез с основами иудаизма, особенно иудейским монотеизмом.
Проблемы усугублялись еще и тем, что мистики Иоанновой школы, в
молитвенных экстазах постигая волю и учение воскресшего Христа,
формулировали эту волю в виде речей Воскресшего, которые почитали даже с
большим уважением, чем предания об учении Иисуса земного, исторического.
Впрочем, эта практика Иоанновой школы вызывала подчас недоумение не только у
еврейского истеблишмента, но и у многих христиан. И в самом деле,
дерзновение Иоанновых христиан поразительно: страницы четвертого Евангелия
наполнены речами Воскресшего, которые вложены уже в уста Иисуса земного, не
прошедшего через Голгофу! Поэтому далеко не сразу Евангелие от Иоанна
получило широкое христианское признание. Споры о его надежности и
авторитетности продолжались до начала III века.
Для историка этот текст представляет серьезную проблему. С одной
стороны, он доносит до нас нечто исключительно важное из учения самого
Иисуса, который сам был поэтом и мистиком. С другой стороны, поскольку
Евангелие от Иоанна смешивает воедино речи Иисуса земного и откровения о
словах Иисуса воскресшего, провести грань между этими двумя видами
материалов крайне сложно, а подчас и невозможно. Соответственно, большинство
современных историков, соблюдая осторожность, предпочитают вовсе выносить
Евангелие от Иоанна за скобки при реконструкции образа Иисуса. В последующих
главах мы последуем этой респектабельной академической традиции, обращаясь к
текстам Иоанна лишь тогда, когда за мистико-богословской тканью этого
произведения просматриваются очертания реальной земной истории.