"Михаил Яворский. Поцелуй льва " - читать интересную книгу автора

Казалось, что белый накрахмаленный воротничок душит его. Я, очевидно,
раздражал его, он терял терпение. В волнении я внезапно вспомнил, что
когда-то читал в катехизе про "смертные грехи". Среди них было
предостережение: "Не спи в ложе ближнего твоего". Когда я читал про это, то
и представить себе не мог, что такое может быть грехом. Это наверно какая-то
ошибка, думал я.
Прибодрившись, я сказал: "Отче, я спал в ложе ближнего моего".
Сначала он вел себя так, как будто недослышал, потом наклонившись,
чтобы лучше видеть меня, ошеломленно, недоверчиво и с интересом спросил:
"Ты??? В твоем возрасте!!!"
Покаянно опустив взгляд, я подтвердил: "Да, отче". В то же мгновение до
меня дошло значение этого запрета. Но было поздно что-то объяснять. Чтобы
очистить меня от зла, которое я не совершал, он назначил мне читать дважды в
день утром и вечером "Отче наш" и "Богородице" на протяжении трех недель.
Теперь, когда мы входили в спортзал, я радовался, что не увижу больше
священника.
Никогда спортзал не выглядел так празднично. Волны алых флагов
каскадами падали со стен, многочисленные красные транспаранты призывали
трудящихся объединяться, бороться против буржуазии, выражали благодарность
Коммунистической партии за наше освобождение, призывали нас стать преданными
строителями социализма, провозглашали "диктатуру пролетариата" и
"социалистическую демократию".
Посреди стены напротив нас висели два огромных портрета Ленина и
Сталина, а по бокам такие же громадные картины Маркса и Энгельса. Над ними ?
красная звезда, золотые серп и молот и полотно с надписью: "Наши вожди! Наши
учителя! Наша жизнь! Наше будущее!"
Внизу за столом, накрытым красной дерюгой, сидело четверо. Один из них
был наш бывший учитель, остальные - советчики. Посредине стола стоял графин
с водой и стакан.
Куда там тем жалким воскресным молебнам, на которых священник что-то
бормотал из "Святого Писания" на непонятном языке, кормил нас хлебом с
дешевым вином, делая вид, что это кровь Иисуса, и проповедям, после которых
мы все чувствовали вину. Какой же это был заколдованный круг!
Теперь жизнь, казалось, приобретала новые краски, широкие измерения. По
крайней мере, такими были мои первые впечатления.
Первым заговорил наш учитель. Он обратился к нам как к товарищам. Это
было что-то новое, поскольку до войны было только "пан учитель", а значит
выше, старше. А теперь мы были равны.
Он говорил кратко: это величественное мгновение в истории нашего народа
? мгновение освобождения и воссоединения, и мы должны быть благодарны нашим
освободителям. Потом он представил лиц, сидящих за столом. Коренастый
мужчина в форме с двумя рядами медалей на груди был местным командиром
Красной армии. Небольшая женщина рядом с ним - товарищ Валерия Ефимовна
Боцва, наш директор. Я отродясь не видел такой женщины - у нее была короткая
стрижка. Мужчина в кожаном пиджаке и меховой шапке был первым секретарем
исполкома КП во Львове. Я не мог отвести взгляд от его чванливого лица. Оно
казалось мне настолько знакомым, что я в какой-то миг даже подумал, что это
наш бывший ксендз в новой ипостаси.
Каждый из них обращался к нам, мы аплодировали, беря пример со своих
учителей-советчиков. Вот это были мастера аплодировать! Они точно знали,