"Йоханнес Вильгельм Йенсен. Во мраке ("Химмерландские истории" #4) " - читать интересную книгу автора

раздвигались, обнажая мелкие, крепкие зубы, а спина сгибалась, она
заглатывала большие куски еды зараз.
Солнце скудно освещало герани на подоконнике. На дворе жалобно скулил
голодный пес.
После обеда они принялись возить навоз. Карен, стоя у навозной кучи,
загружала повозку. Она работала за двоих. Антон водил волов, а Йенc Андерсен
сам разбрасывал навоз. Над усадьбой повис тяжелый запах аммиака, большие
навозные кучи сыпались со старой повозки, камышовое ярмо волов поскрипывало.
К вечеру хозяин прекратил работу и коротко заявил, что хочет поехать в
город. Натянув пальто, он заковылял вверх по холмам. Рот его злобно
подергивался.
Через пять минут Антон с толстым ломтем хлеба из просеянной муки в руке
вышел из калитки и спустился вниз к речке. Когда награда за труды была
съедена, он пустился бежать сытой рысью и исчез внизу в долине.
Через полчаса появился Лауст, в чем был, в залатанном платье и
деревянных башмаках. Это был высоченный, гвардейского роста парень в брюках,
плотно облегавших его длинные тощие ноги, безбородый, с впалыми щеками и
недовольным взглядом маленьких глазок. Карен взяла его за руку и повела в
горницу.
- Добро пожаловать! - сказала хозяйка, какие-то признаки жизни
появились в той крошечной части ее хитроватого лица, которое виднелось
из-под платка.
Они молча уселись за стол. В горнице было почти темно. От кроватей в
боковушах исходил сладковатый тошнотворный запах, запах обжитой горницы и
уюта.
Хозяйка тут же перешла к делу, говорили они приглушенно, то громче, то
тише. Немного погодя она вышла и принесла насаженную на шпенек свечу,
которую поставила на стол.
Они пришли к выводу, что с хозяином им не сладить.
Карен угощала своего друга пивом, водкой и выставила на конец стола
хлеб, масло и баранину.
- Да, раз так, я пойду, - решительно заявил под конец Лауст и поднялся.
- Поешь, - удрученно произнесла Карен и положила как следует нож и
вилку.
- Нет!
Лауст стоял, переминаясь с ноги на ногу и размахивая, словно маятником,
шляпой. На толстых складках рукавов его рубашки играли тени; руки были
широченные в запястье. Он был парень сильный, это читалось и во взгляде
хозяйки, когда она щурилась, глядя на него. Время от времени старуха
поправляла платок и смотрела попеременно то на него, то на дочь. Карен
стояла, потупившись.
Они молчали в нерешительности.
Какие-то подергивания появились на невыразимо хитром лице хозяйки в
тени платка. Подняв одну руку, она сказала:
- Вот что, Лауст, не хочу я так говорить, но все же попробуй, если не
оробеешь.
Взяв их обоих за руки, она, прищурившись, переводила взгляд с Лауста на
дочь. Карен снова потупилась, Лауст недовольно приподнял верхнюю губу и
улыбнулся.
- Он сделает справедливое дело, - сказала хозяйка, многозначительно