"Уильям Батлер Йейтс. Rosa alchemica " - читать интересную книгу автора

превращались в море пламени, которое смыло и расплавило меня, и я кружился в
этом водовороте, покуда где-то там, в вышине, не раздался голос: "Зеркало
треснуло пополам", и другой голос отозвался ему: "Зеркало расколось - вот
четыре фрагмента", и голос из самой дальней дали ликующее воскликнул:
"Зеркало разбилось на неисчислимое множество осколков"; и тогда множество
бледных рук протянулось ко мне, и странные нежные лица склонились надо мной,
и голоса - стенание и ласка смешались в них - произносили слова, что
забывались, лишь только были сказаны. Я был извлечен из потока пламени и
почувствовал, что все мои воспоминания, надежды, мысли, моя воля - все, чем
я был, расплавилось; мне казалось, я прохожу сквозь бесчисленные сонмы
существ, которые, открылось мне, были больше, чем мысль - каждое облачено в
мгновение вечности: в совершенное движение руки в танце, в строфу, скованную
ритмом, будто запястье, перехваченное браслетом, в мечту с затуманенным
взором и потупленными ве?ками. И когда я миновал эти формы - столь
прекрасные, что они пребывали почти за гранью бытия, - исполнившись
странного состояния духа, что сродни меланхолии, отягощенный тяжестью
множества миров, я вошел в смерть, которая была самой Красотой, и в
Одиночество, которое - все множество желаний, длящихся и не ведающих
утоления. Все, когда-либо бывшее в мире, казалось, нахлынуло и заполонило
мое сердце; отныне я больше не знал тщеты слез, не падал от определенности
видения к неопределенности мечты, - я превратился в каплю расплавленного
золота, несущуюся с неимоверной скоростью сквозь ночь, усеянную звездами, и
все вокруг меня было лишь меланхолическим ликующим стенанием. Я падал, и
падал, и падал, а затем стенание было лишь стенанием ветра в дымоходе, и я
очнулся - оказалось, я сидел за столом, уронив голову на руки. Алембик все
еще раскачивался в дальнем углу, куда он закатился, выпав из моей руки14, а
Майкл Робартис смотрел на меня и ждал ответа. "Я пойду за тобой, куда бы ты
ни сказал, исполню любое твое повеление - ты показал мне вечность". "Я знал,
когда началась буря, что ответ будет именно таким - он нужен тебе же.
Предстоящий путь неблизок: нам было велено воздвигнуть храм на границе,
разделяющей чистое множество волн и нечистое множество людей".

III
Я не проронил ни слова, покуда мы пробирались безлюдными улицами:
опустошенное сознание безмолвствовало, привычные мысли, привычный поток
восприятия - все это куда-то исчезло; казалось, некая сила вырвала меня из
мира определенности и голым выбросила посреди безбрежного океана. В иные
моменты мне казалось, что видение готово вернуться вновь, я почти припоминал
открывшееся мне, и меня охватывал экстатический восторг - был то восторг
радости или скорби, преступления или подвига, удачи или несчастья - не знаю;
или же из глубин сознания всплывали, заставляя чаще биться сердце, надежды и
страхи, желания и порывы, совершенно чуждые мне в обычной,
уютно-размеренной, пропитанной осторожностью жизни; но тут я вдруг
пробуждался, содрогаясь при мысли, что совершенно непостижимое существо
проникает в мой разум. Немало дней потребовалось, прежде чем чувство это
прошло окончательно, но даже сейчас, когда я обрел прибежище в единственной
строгой вере, я с глубочайшей терпимостью отношусь к людям, чье "я" -
неопределенно-размыто, - к тем, что вьются в усыпальницах и капищах, где
странные секты справляют свои темные обряды, - ведь мне тоже довелось
испытать на себе, как казавшиеся незыблемыми принципы и привычки отступают и