"Уильям Батлер Йейтс. Кельтские сумерки" - читать интересную книгу автора

остаток жизни своей в одиночестве и покаянии. Когда она собралась наконец
помирать, Господь послал к ней епископа Зосиму, чтобы тот отпустил ей грехи,
причастил ее перед смертью и с помощью одного тамошнего льва, им же
посланного Зосиме в помощь, вырыл ей могилу. Поэма эта вобрала в себя все
самое худшее из назидательной поэзии образца VIII века, но была притом
настолько популярна и так по сей причине часто исполнялась, что Моран
получил даже прозвище - Зосима, под которым многие еще и до сих пор его
помнят. Был у него еще один собственного сочинения шедевр, под названием
"Моисей", который к поэзии лежал чуть ближе, но все ж таки на расстоянии
вполне для обеих сторон безопасном. Однако же штиль торжественный и
высокопарный был натуре его противопоказан, и по исполнении, так сказать,
передовицы он сам же ее и пародировал таким вот босяцким совершенно манером:

В земле Египетской, где воду пьют из Нила,
Девчонка Фараонова скупнуться раз решила.
Макнулась, в общем, и на берег - шасть.
Побаловаться, значить, в камышах.
И вдруг, завместо милого дружка,
Робенка в люльке тащит с бережка
И говорит подружкам тихо так, спокойно:
"Девчонки, это чье ж оно такое?"

Однако же чаще всего он прокатывался в острых и злых своих виршах
насчет современников. Особенное удовольствие ему доставляло, к примеру,
напомнить ненавязчиво одному сапожнику, который, хвастаясь направо и налево
своим достатком, был притом известный всей округе грязнуля, о весьма
незавидном происхождении и самого сапожника, и его денег - песенкой, от
которой до нас, к сожалению, дошла одна только первая строфа:

Нет дома в Дублине грязней,
Чем тот, где гадит Дик МакЛейн.
Жена его - округе всей
Известная сирена.
Она за совесть, не за страх
Медяк сшибает на углах,
А муж, разодевшись в пух и прах.
Подался в джентльмены.
Ханжей таких не видел свет,
МакЛейнам сроду сраму нет,
И весь их клан на том стоит,
Откуда ж будет стыд.

Трудностей у него хватало, и самого разного сорта, вплоть до
многочисленных самозванцев, с коими ему приходилось вступать в состязание до
полного их и публичного посрамления. Как-то раз один полицейский,
преисполнившись служебным рвением, арестовал его за бродяжничество, но был
под смех суда присяжных на голову разбит одним-единственным замечанием
Морана, который, обратившись к судье, напомнил Его Милости о прецеденте,[30]
созданном во времена оны Гомером, каковой также, по уверению Морана, был
поэт, слепой поэт, и нищий слепой поэт в придачу. Слава его росла, и проблем