"Уильям Батлер Йейтс. Кельтские сумерки" - читать интересную книгу автора

становилось все больше. Всяческого рода подражатели буквально проходу ему не
давали. Некий актер, к примеру, заколачивал по гинее на каждый заработанный
Мораном шиллинг, просто-напросто копируя фразы его, песни и саму его манеру
на сцене. Однажды актер сей ужинал с друзьями, и между ними возник спор - не
переигрывает ли он в роли Морана. За третейским судом решили обратиться к
толпе. Ставкой был обед ценою в сорок шиллингов в знаменитой тамошней
кофейне. Актер встал на Эссекс-бридж, там, где являлся обыкновенно Моран, и
вскоре вокруг него собралась небольшая толпа народу. Не успел он добраться
до конца "В стране Египетской, где воду пьют из Нила", как невдалеке
показался и сам Моран, собственной персоной, и тоже не один. Зрители
смеялись, возбуждены были крайне, и число их сразу же удвоилось - имело
смысл ожидать чего-то интересного. "Люди добрые, - возопил претендент, -
возможно ли, чтобы нашелся человек настолько бессовестный, чтоб надсмехаться
над бедным темным стариком?"
- Кто там кричит? - отозвался тут же Моран. - Гоните его, он
самозванец.
- Изыди, несчастный! сам ты самозванец и есть. Неужто ты не боишься,
что небо отымет свет и у твоих глаз за то, что ты стал надсмехаться над
человеком бедным и темным?
- Святые угодники и ангелы на небеси, да неужели никто меня не защитит?
Ты самый что ни на есть гнусный проходимец, ты нелюдь, разотбиваешь у меня
мой честный кусок хлеба, - отвечал бедняга Маран.
- А ты, ты, несчастный, зачем ты мешаешь мне петь? Народ христьянский,
неужто в милости твоей ты не прогонишь человека этого тумаками прочь? Он
пользуется тем, что беззащитен я и темен.
Убедившись, что победа осталась за ним, претендент поблагодарил "людей
добрых" за доброту их и за то, что они не дали его в обиду, и принялся опять
декламировать стихи. Некоторое время Моран, озадаченный донельзя, молча его
слушал. Потом снова принялся возмущаться:
- Да нешта никто из вас мине не помнит? Вы что, поослепли все разом? Я
ж вот он я, а тот - и не я совсем!
- Прежде чем я продолжу прекрасный сей рассказ, - тут же перебил его
самозванец, - я обращусь к вам, добрые христьяне, подайте кто сколько может,
чтобы легче мне было рассказывать дальше.
- У тебе что, души и вовсе нет, ты, надсмешка над подобием Господним? -
оскорбленный до глубины души этою последней обидой, Моран был уже просто вне
себя от ярости. - Грабь, грабь нищего, нехристь, ты хочешь, видать, чтобы
весь мир с тобою вместе поглотило пламя адское? Слыханные ли дела творятся,
люди добрые?
- Вот люди пускай и рассудят, - сказал самозванец, - кто здесь на самом
деле слепой, а кто - нет, решайте, друзья мои, и избавьте меня от этого
прохвоста, - и с этими словами принялся собирать монетки - все больше пенсы
и полпенни.
Пока он собирал свой урожай, Моран затянул "Марию Египетскую", и
негодующая толпа, которая и вовсе собралась уже было наломать ему спину его
же посохом, остановилась, пораженная невиданным сходством Морана с самим
собой. Самозванец кричал уже, чтобы люди "вот только допустили его до этой
сволочи, и он-то ему ужо покажет, кто здесь самозванец". Его и впрямь
подвели к Морану, однако, вместо того чтобы сцепиться с ним, он сунул ему в
руку пару шиллингов и, обернувшись к толпе, объяснил, что он и в самом деле