"Уильям Батлер Йейтс. Кельтские сумерки" - читать интересную книгу автора

I

Прошлым летом я взял себе за обыкновение отправляться после трудов
праведных побродить в соседний лес, весьма, кстати, обширный. Часто мне
встречался там один из местных жителей, совсем старик, и мы с ним говорили -
о его делах и о лесе. Раз или два приятель мой, с которым старик
откровенничал куда охотнее, чем со мной, тоже составлял нам компанию. Всю
жизнь свою старик расчищал в лесу просеки, вырубая бирючину, вязовую,
грабовую и ореховую на них поросль, и всю лесную фауну, как естественную,
так и сверхъестественную, знает как собственную семью. Он слышал, к примеру,
как ежи - "чушки яршистые", как он их называет, - "бормочут себе под нос,
что твои христьяне", и уверен, что они воруют по осени яблоки: катаются под
яблоней до тех пор, пока на каждой "ихней" иголке не будет сидеть по яблоку.
Еще он уверен, что у кошек - а их в лесу немало - есть свой собственный
язык, что-то вроде древнеирландского. Он говорит: "Кошки, они когда-то были
змеями, и кошками стали, когда в очередной раз все в мире переменилось.
Поэтому их и убить так трудно, и вообще, лучше с ними не связываться. Если
ты кошку, скажем, обидишь, она может так тебя укусить или окорябать, что в
кровь к тебе попадет яд, тот же самый, который у змеи в зубах". Он считает,
что время от времени кошка сбегает в лес и превращается там в дикую кошку, и
тогда на кончике хвоста у нее вырастает еще один коготь, но эти дикие кошки
совсем не то же самое, что хорьки,[36] те-то всегда жили в лесу.
Давным-давно и лисы тоже были домашние, ручные, совсем как теперешние кошки,
а потом сбежали в лес и одичали. Он говорит обо всех лесных жителях, кроме
белок - этих он терпеть не может, так, словно речь идет о добрых старых
знакомых, хотя и вспоминает иной раз с явным удовольствием, поблескивая живо
глазками, как, мальчишкой еще, заставлял ежей развернуться, просто-напросто
сунув им под брюхо пучок горящей соломы.
Я не уверен, что для него вообще существует какая-то особенная разница
между естественным и сверхъестественным. Он уверен, что кошки и лисы более
всего с наступлением темноты любят собираться возле ратов и в прочих
"нехороших" местах; от какой-нибудь истории о лисах он имеет обыкновение
переходить к истории о духах, не переменив особенно ни голоса, ни интонаций,
во всяком случае не больше, чем если бы речь зашла о хорьках - они-то как
раз в лесу почти повывелись. Много лет тому назад он работал "у одних тут" в
саду, и как-то раз они положили его спать в летнем домике в конце сада, а в
домике том был чердак, а на чердаке хранились - россыпью - яблоки; так вот
он всю ночь напролет слышал, как у него над самой головой, на чердаке,
какие-то люди звенели тарелками, вилками и ножами. Ему даже и своими глазами
удалось один раз увидеть нечто необычное. Он так мне об этом рассказывал: "Я
ходил одно время в лес Инхи, в самую что ни на есть чащобу, лес рубил, и вот
как-то раз, поутру, гляжу, девчонка орехи собирает; волосы ниже плеч,
рыжеватые такие, и личико хорошее, чистое, сама высокая, и на голове ничего
не надето, а платьице без всяких там, простенькое такое. Она как услыхала,
что я иду, подобралась вся разом, да и исчезла, как сквозь землю
провалилась. Я нарочно туда пошел, и все там кругом обыскал, так ни разу ее
с тех пор и не видел, по сей день". Слово "чистый" он употребляет так, как
мы бы сказали "свежий" или же - "симпатичный". Духов в Зачарованном Лесу
видывал не только он один. Батрак, из местных, рассказал нам историю,