"Роберт Янг. Звезды зовут, мистер Китс" - читать интересную книгу автора

Хьюмом. Правда, с прозой мистер Китс справлялся не так блестяще. Из каждой
темы он запоминал лишь одну-две фразы, не больше.
Его сильным местом явно была поэзия.
Днем Хаббард по обыкновению побывал на космодроме, смотрел, как садятся
и взлетают межпланетные корабли ближних линий. "Пламя" и "Странник",
"Обещание" и "Песня". Всех больше Хаббард любил "Обещание". Когда-то он и
сам всплывал на нем, кажется, что это было очень, очень давно, а ведь на
самом деле прошло не так уж много времени. Каких-нибудь два-три года, не
больше... Переправлял снаряжение и людей на орбитальные сортировочные
станции, на Землю доставлял бокситы с созвездия Центавра, руду с Марса,
хром с Сириуса и прочие полезные ископаемые, в которых нуждается человек,
чтобы поддерживать свою хитроумную цивилизацию.
Сначала ходишь в ближние рейсы, это как бы прелюдия, а потом
становишься пилотом орбитальной станции. Тут можно проверить, по силам ли
тебе пугающее мгновение, когда вырываешься из глубин и начинаешь вольно
плыть по усеянному звездными островами океану космоса. Если ты справился с
этим, не испугался и не отступил, значит, годишься для работы на больших
кораблях, что уходят в дальние и длительные рейсы.
Вся беда в том, что, как ни старайся, с годами твой внутренний мир как
бы ссыхается. И мало-помалу перестаешь справляться с одиночеством дальних
перелетов; одиночество растет и подавляет тебя, и тогда уже не спасают
даже коридоры знаний и храмы, воздвигнутые из слов; оно подавляет тебя, и
ты теряешь над собой власть - чем дальше, тем чаще, и в конце концов тебя
списывают с корабля и обрекают до конца жизни ползать по дну океана. Если
бы водить космический грузовик дальнего следования было сложно и ты все
время был бы занят делом, а не просто нес долгую одинокую вахту в кабине,
заполненной самоуправляющимися приборами, или если бы перелеты на
межзвездных лайнерах и иных космических кораблях стоили не так дорого и
каждый грамм груза не был бы на счету, так что и думать нечего взять с
собою хоть что-нибудь сверх самого необходимого... вот тогда все было бы
иначе.
Если бы... думал Хаббард, стоя в снегу у ограды космодрома. Если бы...
думал он, глядя, как приземляются корабли, как к ним подкатывают огромные
автопогрузчики и наполняют свои прожорливые бункеры рудой, бокситом,
магнием. Если бы... думал он, наблюдая, как малые корабли уходят сквозь
голубизну ввысь, туда, где по беззвучному океану плывут гигантские
орбитальные станции...
Тени становились длиннее, день клонился к вечеру, и он, как всегда,
заколебался - не пойти ли к Маккафри, начальнику космодрома. И, как
обычно, и все по той же причине, решил, что не стоит. Причина была та же,
что заставляла его избегать общества таких, как и он сам, бывших
космонавтов: встречи эти пробуждали слишком острую, слишком мучительную
тоску.
Он повернулся, прошел вдоль ограды к воротам и, дождавшись аэробуса,
отправился домой.


Наступил март, зима незаметно перешла в весну. Дожди смыли снег, по
канавам побежали грязные ручьи, лужайки обнажились. Прилетели первые
малиновки.