"Роберт Янг. Обетованная планета" - читать интересную книгу автора

дело было именно в этом, выражение, появившееся на лице Елены, все равно
оставалось необъяснимым. Рестон мог бы понять удивление, или даже шок...
Но не ужас.
Вдобавок ко всему, в глазах крестьян он был чем-то из ряда вон
выходящим. Был каким-то нелепым неудачником, даже уродом. Но почему?
Он медленно шел к своему дому, пытаясь понять, пытаясь, может быть
первый раз за все время, увидеть себя таким, каким видели его переселенцы.
Он шел мимо церкви и слышал редкие постукивания плотников и столяров,
наводивших последние штрихи в ее убранстве. Ему вдруг стало любопытно,
почему они построили ее рядом с домом единственного в деревне неверующего.
На кухне он сварил кофе и уселся у окна. Отсюда он мог видеть
предгорья, зеленые, покато поднимавшиеся вверх, а за ними девственные
белоснежные вершины.
Он оторвал глаза от вершин и взглянул вниз, на свои руки. Это были
худые, слабые руки, очень чувствительные, от долгих занятий управлением
многочисленными сложными устройствами многих кораблей, руки пилота,
несомненно, отличавшиеся от рук крестьянина, точно так же, как отличался и
он сам, но, в основе своей, по сути, такие же, как и у них.
Так каким же он был для них?
Ответ был очень простым: они видели в нем пилота. Но почему такое его
восприятие воздействовало на их отношение к нему так, что они никогда не
могли расслабиться в его присутствии, даже никогда не могли проявить к нему
ни тепла, ни товарищества, или хотя бы обиды и возмущения, которые проявляли
по отношению друг к другу? В конце концов, пилот был лишь человеческим
существом. И не было никакой заслуги Рестона в том, что он спас их от
гонений, как не было его заслуги и в том, что Нова Полска стала настоящей
реальностью
Неожиданно он вспомнил "Книгу Исхода". Он встал, с ощущением недоверия
отыскал экземпляр Библии, который позаимствовал у соседей еще во время зимы,
и с возрастающим ужасом начал перечитывать.
Он устало присел на небольшом уступе. Над ним бесконечным недостижимым
навесом темнело небо.
Он посмотрел вниз, в долину, и увидел отдаленные мерцания слабых огней,
которые символизировали теперь его судьбу. Но они символизировали и кое-что
еще, нечто большее, чем просто судьбу: они символизировали своего рода тепло
и надежность; они символизировали все человеческое, что было в Нова Полска.
Сидя здесь на скальном уступе, в холоде горных вершин, он пришел к
неизбежному осознанию, что ни один человек не может жить в одиночестве, и
что его собственная тяга к переселенцам была так же велика, как и их к нему.
Затем он начал спускаться, делая это медленно, из-за усталости, а еще и
потому, что от того неистовства, с которым он совершал подъем, у него были в
кровь разодраны и разбиты руки. Было уже утро, когда он добрался до
луговины, и солнце ярко сияло на кресте, поднимавшемся над церковью.
Рестон неожиданно отошел от окна и вернулся к своему креслу. Боль
вызывали даже эти воспоминания о годах тяжких трудов.
Но в комнате было тепло и уютно, а его кресло было глубоким и удобным,
и постепенно боль отступила. Теперь очень скоро, он хорошо знал это, один из
мальчишек перебежит глубокий снег, неся поднос со свадебными угощениями, и
будет стук у его дверей, и наступит следующая минута, из тех самых, ради
которых он жил и которые, складываясь вместе долгие годы, сделали его