"Морис Юлет. Ричард Львиное Сердце " - читать интересную книгу автора

заимствует у Бога и разделяет его с посланцами, ангелами, - это вечное
пламя, острое, крепкое".
И вот, однажды, был ясный-ясный день, невероятный для северянина.
Воздух был так мягок, нежно лучист, полон истомы и тих, как летний полдень.
После обеда Ричард- сидел на дворе с Бертраном под лимонными деревьями,
близ источника. Над ними вздымались древние белые стены, по которым важно
расхаживали голуби, а еще выше виднелся кусочек лазури. Граф принялся
говорить о своих делах, о том, что он уже сделал и что собирался сделать,
Бертран был завистливая душа. Вы скоро услышите, что говорит о нем
аббат Мило, который больше всех имеет право на это. Он завидовал Ричарду во
всем - завидовал его красоте, его стройной изящной фигуре, его острому, как
меч, уму, его прошлым подвигам и настоящему довольству. Бертран,
собственно, не знал, чем именно был так доволен Ричард, хотя письмо
Сен-Поля отчасти его предупредило, но он был уверен, что найдется, чем
расстроить Ричарда.
"Фу ты! Он точно сочный апельсин, - рассуждал Бертран сам с собой. -
Но я сумею выжать его досуха".
Если Бертран лелеял в себе одну мысль, то Ричард, в свою очередь,
лелеял другую и каждую ночь уносил ее с собой, на сон грядущий. Поэтому
теперь, когда Ричард говорил с Бертраном о Жанне, тот не сказал ни слова,
выжидая удобной минуты. Но как только он дошел до мадам Элоизы и до своего
долга (эта мысль, собственно, придавала всему окраску), Бертран сделал
гримасу.
- Ах ты, плут! - проговорил Ричард, напуская на себя грубость. - Чего
ты делаешь мне рожи?
Бертран завертелся, как крышка на кипящем котелке, и вдруг послал
мальчика за своей скрипкой. Он вырвал ее из рук посланца и принялся
перебирать струны, все время злобно осклабляясь.
- Ну-ка затянем тенцон 22, мой прекрасный государь! - воскликнул он. -
Устроим тенцон между нами!
- Ладно, ладно. Будь по-твоему, - ответил Ричард. - Я спою о тихом
дне, о прелести истинной любви.
- Согласен, - отозвался тот. - А я воспою горечь обманчивой любви.
Берите лад: вы ведь принц крови.
Ричард взялся за скрипку и, не зная еще, о чем петь, коснулся
нескольких струн. Великая нежность объяла его сердце. Он увидел, как Долг и
он сам идут рука об руку по длинному пути ночной порой. Две яркие звезды
освещают дорогу: это - очи Жанны...
Один или два часовых тихонько пробрались в верхнюю галерею,
наклонилися над перилами и прислушивались: соперники были оба сильные
певцы.
Ричард запел про зеленоокую Жанну с чудным золотистым поясом, с
волосами червонного золота. Он пел романс: "Li dons consire, quern
don'Amors soven..." По нашему это будет так:
"Нежные мысли, что внушает порой любовь, словно сотканы из шелка и
золота: такова и моя песня. В ней есть красный глухой стон: это - от
сердца. Есть тонкий, голубой: этот - от всего девственного в моей душе.
Есть золотой, долгий, королевский стон. Есть тут и стон чистый, как
хрусталь, холодный, как лунный свет: это - стон Жанны".
Весь дрожа, Бертран выхватил у него из рук скрипку: