"Карл Густав Юнг. Воспоминания, сновидения, размышления " - читать интересную книгу автора

беспорядочный и бессмысленный, со всеми этими созвездиями, о которых все
говорят и которых никто не видел. Ведь очертания их совершенно произвольны.
Я глубоко сомневался, в том, что естественный мир преисполнен
Божественной красоты. На мой взгляд, это являлось очередным утверждением,
которое следовало без раздумий просто принимать на веру. В самом деле, если
Бог являет Собой высшую красоту, почему же мир, Его творение, столь
несовершенен, столь порочен, столь жалок? Вероятно, эта путаница была делом
рук дьявола, думал я. Но и дьявол - ведь тоже создание Бога. И тогда я стал
читать о дьяволе - это казалось очень важным. Я снова обратился к моим
догматикам, пытаясь найти ответы на мучившие меня вопросы о причинах
страданий, несовершенства и зла. Ответов не было; я закрыл книгу. В ней не
нашлось ничего, кроме красивых и пустых слов, и, что гораздо хуже, за всей
этой глупостью стояла единственная цель - скрыть правду. Я был не просто
разочарован, я был возмущен!
Но где-то и когда-то существовали же люди, которые, как и я, стремились
доискаться правды, которые мыслили разумно, не желая обманывать себя и
других, не закрывая глаза на горькую реальность. И тогда моя мать (вернее,
ее "номер 2") вдруг сказала: "Ты как-нибудь должен прочесть "Фауста" Гете".
У нас имелось превосходно изданное собрание сочинений Гете, и я нашел там
"Фауста" - на мои раны будто пролили бальзам. "Вот наконец-то человек, -
думал я, - который принял дьявола всерьез, который заключил кровавый договор
с тем, кто своей властью расстроил совершенный Божественный замысел". Я не
одобрял Фауста, на мой взгляд, ему не следовало быть столь забывчивым и
легковерным. Он должен был проявить большую рассудительность и большую
нравственность. Какая непростительная инфантильность - так легкомысленно
проиграть свою душу! Фауст оказался откровенным пустозвоном. У меня
сложилось впечатление, что центр драмы и ее смысл главным образом были
связаны с Мефистофелем. Я не слишком огорчился бы, отправься душа Фауста в
ад. Он этого заслуживал. Но сюжет об "обманутом дьяволе" в конце меня просто
возмутил - Мефистофель был кем угодно, но только не простаком, и странно,
чтобы его провели глупцы. Мефистофель казался мне обманутым совсем в другом
смысле: он не получил обещанного потому, что Фауст, этот ветреный и
бесхарактерный тип, попал на небеса со своими непомерными претензиями.
Думаю, там его ребячество обнаружилось в первый же день; по-моему, он вовсе
не заслуживал посвящения в великие тайны, его стоило прежде испытать
очистительным огнем. Но главным действующим лицом был для меня не он, а
Мефистофель, я смутно чувствовал его связь с тем, чего не понимал в матери.
В любом случае Мефистофель и заключительное Посвящение навсегда остались в
моем сознании как прикосновение к чему-то таинственному и чудесному.
Наконец я уверился в том, что были и есть люди, которые смотрели в лицо
злу, видели его власть, более того - его тайную роль в избавлении человека
от мрака и страданий. В этом смысле моим пророком и стал Гете. Но простить
ему то, как он отделался от Мефистофеля, я не мог - каким-то трюком,
каким-то tour de passe-passe (фокусом. - фр.), так легкомысленно,
так
по-богословски. Это было слишком безответственно, и я досадовал, что Гете
тоже оказался из тех обманщиков, кто с помощью словесных ухищрений пытается
представить зло безвредным.
Для себя я сделал вывод, что Фауст был философом, хотя и не слишком
глубоким, и что, несмотря на отход от философии, он, очевидно, успел