"Карл Густав Юнг. Архетип и символ" - читать интересную книгу автора

книжечку, чтобы найти хоть что-то интересное, и мой взгляд упал на параграфы
о троичности. Это заинтересовало меня, и я с нетерпением стал дожидаться,
когда мы дойдем на уроках до этого раздела. Когда же пришел этот
долгожданный час, мой отец сказал: "Данный раздел мы пропустим, я тут сам
ничего не понимаю". Так была похоронена моя последняя надежда. Хотя я
удивился честности моего отца, это не помешало мне с той поры смертельно
скучать, слушая все толки о религии" [2].
Живой опыт божественного был явлен многочисленными сновидениями: во сне
являлись чудовищные, страшные, но величественные образы. Под влиянием
нескольких постоянно повторявшихся сновидений сомнения в догматах
христианства усилились. Среди прочих рассуждений Юнга-гимназиста о Боге (а
им он методично предавался по два часа в день по дороге в гимназию и
обратно) главное место теперь занимает очевидная "ересь": Бог не всеблаг, у
него имеется темная, страшная ипостась.
В сновидениях Юнга той поры важен еще один мотив: он наблюдал образ
наделенного магической силой старца, который был как бы его аlter еgo. В
повседневных заботах жил замкнутый, робкий юноша - личность номер один, а в
снах являлась другая ипостась его "Я" - личность номер два, обладающая даже
собственным именем (Филемон). Уже завершая свое обучение в гимназии, Юнг
прочитал "Так говорил Заратустра" и даже испугался: у Ницше тоже была
"личность №2" по имени Заратустра; она вытеснила личность философа (отсюда
безумие Ницше - так Юнг считал и в дальнейшем, вопреки более достоверному
медицинскому диагнозу). Страх перед подобными последствиями "сновидчества"
способствовал решительному повороту к реальности. Да и необходимость
одновременно учиться в университете, работать, зная, что рассчитывать
приходится лишь на свои силы, уводила от волшебного мира сновидений. Но
позже, в учении о двух типах мышления найдет отражение и личный сновидческий
опыт Юнга. Главной целью юнговской психотерапии станет единение "внешнего" и
"внутреннего" человека у пациентов, а размышления зрелого Юнга на темы
религии в какой-то степени будут лишь развитием того, что было испытано им в
детстве.
При выяснении источников того или иного учения нередко злоупотребляют
словом "влияние". Очевидно, что влияние не есть однозначная детерминация:
"повлиять" в истинном смысле слова, когда речь идет о великих философских
или богословских учениях, можно только на того, кто сам собою что-то
представляет. Юнг в своем развитии отталкивался от протестантской теологии,
усваивая одновременно духовную атмосферу своего времени. Он принадлежал к
немецкой культуре, которой издавна был свойственен интерес к "ночной
стороне" существования. В начале прошлого века романтики обратились к
народным сказаниям, мифологии, "рейнской мистике" Экхарта и Таулера, к
алхимической теологии Беме. Врачи-шеллингианцы (Карус) уже пытались
применять учение о бессознательном психическом в лечении больных. Пантеизм
Гете сочетался у Юнга с "мировой волей" Шопенгауэра, с модной "философией
жизни", с трудами биологов-виталистов. На глазах Юнга происходила ломка
патриархального уклада жизни в Швейцарии и Германии: уходил мир деревень,
замков, небольших городков, в самой атмосфере которых оставалось, как писал
Т. Манн, "нечто от духовного склада людей, живших, скажем, в последние
десятилетия пятнадцатого века, - истеричность уходящего средневековья, нечто
вроде скрытой душевной эпидемии", с подспудной душевной предрасположенностью
к фанатизму и безумию [3].