"Зиновий Юрьев. Белое снадобье" - читать интересную книгу автора

Карутти смотрит на конверт, а затем на небольшом прямоугольничке бумаги
он пишет мой адрес, быстро наклеивает его на Генри Р.Камински, вкладывает
в конверт письмо. Еще мгновение - и письмо в ящике. Вся компания довольна
друг другом. Хари не спеша идут за Карутти, обсуждая, за что только платят
деньги этим шарлатанам ученым, когда они такие болваны. Боже, какое это
острое наслаждение - чувствовать свое превосходство над каким-то паршивым
интеллигентом. Это так приятно, что хари испытывают даже нечто вроде
симпатии к Карутти. Брезгливой, надо думать, но симпатии.
Карутти несколько раз прерывисто вздыхает. Ему все кажется, что если
поглубже вздохнуть, как следует насытить кровь кислородом, то густой,
липкий страх перестанет лежать холодным компрессом на сердце, он
растворится и осядет в каком-нибудь душевном фильтре безвредным осадком,
который называется памятью. Но компресс все лежит и лежит на сердце,
потому что... Что потому что? Не знаю, это пока за скобками.
Рядом слышатся размеренные шаги, потом замирают около меня. Я
вздрагиваю и открываю глаза. У нас всегда так. Когда боишься увидеть
жулика, видишь перед собой полицейского. И наоборот. Но похоже, что друг
другу они не мешают, поскольку я что-то никогда не видел их вместе. Передо
мной стоит полицейский. Красавец, да и только. Загорелое лицо, спокойные,
с прищуром серые глаза. Синяя, отлично подогнанная по фигуре форма.
- Задремал на солнышке, - глупо бормочу я. Почему я испугался? Не знаю.
- Вижу, - кивает полицейский и идет дальше, цепко ощупав меня глазами.
Почему я испугался? Разве в нашей благословенной стране полиция не
стоит на стороне законопослушных граждан? И разве я не законопослушный
образцовый гражданин? Ага, понял. Если бы я нарушал законы, у нас было бы
что-то общее и мы бы быстрее поняли друг друга. Я бы знал, что делать, и
он знал, что ожидать от меня. А без этого - чувство неопределенности,
всегда порождающее страх.



3

Вы замечаете, что я почти совсем забросил своего друга Джимми? Я тоже
заметил. Но что делать, когда Фрэнк Карутти прямо-таки нейдет у меня из
головы. Ну хорошо, не мог он приехать ко мне в пятницу, в субботу, в
воскресенье. Может быть, то, что заставило его написать мне, и то, что он
считал очень важным, уже и не так важно. Более чем вероятно. Но если бы вы
знали Фрэнка Карутти, вы бы, как и я, не сомневались, что он обязательно
напишет или приедет. Он не из тех людей, которые повсюду тащат за собой
шлейфы неоконченных дел, незавершенных начинаний. Фрэнк, насколько я его
помню, физически не выносит неоконченности, несовершенства. Это не
воспитание, не пуританская мораль. Это свойство его натуры.
Впрочем, очень может быть, что вся моя конвертная концепция построена
на песке. Очень может быть, что все мои реконструкции - плод праздного
ума, детище бездельника, который не ругается с женой, не воспитывает
детей, не подстригает газона лужайки, не смотрит телевизор, а создает себе
химеры, чтобы было чем заниматься. Что ж, химера, между прочим, как цель
не так плоха. Как пишут в рекламных проспектах, всегда сохраняет свежесть
и яркость.