"Василий Иванович Юровских. Синие пташки-пикушки (Лирическое повествование в рассказах) " - читать интересную книгу автора

КЕДР

Дедушка Егор застал нас с Вовкой Мышонком врасплох. Мы с дружком
жадно дорвались до кисло-твердой мелочи крыжовника: нещадно укалывая руки,
выискивали пупырчики с белесым пушком в колючей зелени и забыли про
осторожность. Вот и не слыхали, когда он отпер воротца в сад и доковылял
до кустов с костылем на скрипучей деревяшке вместо левой ноги. Свою ногу
Егор Иванович Поспелов, как мне сказывала бабушка, оставил на японской
войне.
- Кхе, кхе, - закашлял кто-то над нами.
Нас передернул испуг, и крыжовник впился иголками в наши руки.
Вскинули мы с Вовкой головы и поняли: нет, не удрать от деда Егора, пусть
он и на деревяшке с костылем.
Егор Иванович спокойно смотрел на нас сверху, а мы на него снизу. Я
как бы окоченел на корточках, а Вовка мигом опомнился и сунулся было в
куст. Рыжеватый, с маленькими глазками на скуластом лице, он не зря
получил прозвище Мышонок. И спрятаться Вовка пытался столь же проворно,
как юркая мышь. Да как схоронишься в крыжовнике, ежели руки и те в крови?
Ну и дедушка костылем где хочешь достанет...
Вовка наткнулся лицом на колючки, и у него без всхлипа-рева потекли
слезы. Еще бы! И перед дедом страшно и больно...
- Стало быть, ягодки кушаем? - доставая из брючного кармана кисет,
спросил дедушка Егор. - Крыжовник что, его с ветками не наломаешь, не
черемуха, он постоит за себя, покусается. И что вам нападать на него
теперя? Ни скуса, ни сытости, кислотье зеленое! А как наспеют ягоды и
станут сладкие, во тогда, робятки, милости просим!
Помолчал Егор Иванович, посмотрел на свой домик за прудом, на баню у
воды. Все-то у него обсажено черемухой, ветлами и тополями, а в
палисаднике из цветков мальвы березки тянутся.
- Сад все одно общественный, всем краем садили. Малину робята по пути
из Далматово навозили, в Серебряковой роще под Песками она растет. Всех,
сердешных, на войну проводили...
Дедушка вздохнул и ловко, наугад, завернул козью ножку из полоски
газеты, сыпнул в нее щепотку самосада и стал кресалом высекать искру из
кремня черной гальки на проваренную вату. Вот он густо пыхнул дымом и
медленно опустился рядом с нами.
- Чего вы, как зверьки, ужались? - спохватился Егор Иванович. -
По-людски садитесь-ко подле меня.
Молчком пододвинулись мы с Вовкой к нему и тоже уставились на прудок.
Вода чистая, без ряски, не как в прудах на Одине. Сюда по логу Шумихи
течет ручей, а собирается он из ключей, и где выбиваются они из глуби, там
земля зыбкая и студеная даже в летнюю жару.
- Сад, сад, - снова заговорил дедушка. - Какие тут фрукты-ягоды!
Черемуха родится и крыжовник, а смороденник застарел, малинник
переродился, и трава его задавила. Огораживаю-то я сад вовсе не от людей,
а от скота. Животина завсегда лезет к деревьям. Кажись, какой бы вред от
овечек? Не огложут они тополя, однако посыхают тополины с овечьего помета.
Робята, - повернулся к нам Егор Иванович. - А что я сад берегу? Трудодни
мне колхоз не отмечает за него, их я зарабливаю за починку сбруи, ну и
грабли да вилы к сенокосу лажу. Не знаете? Из-за кедра я сад оберегаю.