"Н.А.Заболоцкий. История моего заключения " - читать интересную книгу автора

Не знаю, сколько времени это продолжалось. Наконец меня вытолкнули в
другую комнату. Оглушенный ударом сзади, я упал, стал подниматься, но
последовал второй удар - в лицо. Я потерял сознание. Очнулся я, захлебываясь
от воды, которую кто-то лил на меня. Меня подняли на руки, и мне показалось,
начали срывать с меня одежду. Я снова потерял сознание. Едва я пришел в
себя, как какие-то не известные мне парни поволокли меня по каменным
коридорам тюрьмы, избивая меня и издеваясь над моей беззащитностью. Они
втащили меня в камеру с железной решетчатой дверью, уровень пола которой был
ниже пола коридора, и заперли в ней. Как только я очнулся (не знаю, как
скоро случилось это), первой мыслью моей было: защищаться! Защищаться, не
дать убить себя этим людям или, по крайней мере, не отдать свою жизнь даром!
В камере стояла тяжелая железная койка. Я подтащил ее к решетчатой двери и
подпер ее спинкой дверную ручку. Чтобы ручка не соскочила со спинки, я
прикрутил ее к кровати полотенцем, которое было на мне вместо шарфа. За этим
занятием я был застигнут моими мучителями. Они бросились к двери, чтобы
раскрутить полотенце, но я схватил стоящую в углу швабру и, пользуясь ею как
пикой, оборонялся насколько мог и скоро отогнал от двери всех тюремщиков.
Чтобы справиться со мной, им пришлось подтащить к двери пожарный шланг и
привести его в действие. Струя воды под сильным напором ударила в меня и
обожгла тело. Меня загнали этой струей в угол и после долгих усилий
вломились в камеру целой толпой. Тут меня жестоко избили, испинали сапогами,
и врачи впоследствии удивлялись, как остались целы мои внутренности -
настолько велики были следы истязаний.
Я очнулся от невыносимой боли в правой руке. С завернутыми назад руками
я лежал прикрученный к железным перекладинам койки. Одна из перекладин
врезалась в руку и нестерпимо мучила меня. Мне чудилось, что вода заливает
камеру, что уровень ее поднимается все выше и выше, что через мгновение меня
зальет с головой. Я кричал в отчаянии и требовал, чтобы какой-то губернатор
приказал освободить меня. Это продолжалось бесконечно долго. Дальше все
путается в моем сознании. Вспоминаю, что я пришел в себя на деревянных
нарах. Все вокруг было мокро, одежда промокла насквозь, рядом валялся
пиджак, тоже мокрый и тяжелый, как камень. Затем, как сквозь сон, помню, что
какие-то люди волокли меня под руки по двору... Когда сознание снова
вернулось ко мне, я был уже в больнице для умалишенных.
Тюремная больница Института судебной психиатрии помещалась недалеко от
Дома предварительного заключения. Здесь меня держали, если я не ошибаюсь,
около двух недель: сначала в буйном, потом в тихом отделениях.
Состояние мое было тяжелое: я был потрясен и доведен до невменяемости,
физически же измучен истязаниями, голодом и бессонницей. Но остаток сознания
еще теплился во мне или возвращался ко мне по временам. Так, я хорошо
запомнил, как, раздевая меня и принимая от меня одежду, волновалась
медицинская сестра: у нее тряслись руки и дрожали губы. Не помню и не знаю,
как лечили меня на первых порах. Помню только, что я пил по целой стопке
какую-то мутную жидкость, от которой голова делалась деревянной и
бесчувственной. Вначале, в припадке отчаяния, я торопился рассказать врачам
обо всем, что было со мною. Но врачи лишь твердили мне: "Вы должны
успокоиться, чтобы оправдать себя перед судом". Больница в эти дни была моим
убежищем, а врачи если и не очень лечили, то, по крайней мере, не мучили
меня. Из них я помню врача Гонтарева и женщину-врача Келчевскую (имя ее
Нина, отчества не помню).