"Павел Загребельный. Первомост (Исторический роман о Киевской Руси) [И]" - читать интересную книгу автора

Воеводе и к благодарному восприятию его милости; вырастет сильным парнем и
будет стоять на Мосту, как и все похожие на него мостищанские парни и
мужи, а потом...
Но то времена отдаленные, рано еще о них вести речь.
Сказать же, не откладывая на дальнейшее, нужно о том, как именно
мостищане достигли большого умения жить возле Моста и вместе с Мостом так,
чтобы выполнять благодаря Мосту и значительные государственные
обязанности, и просто людские, явные в своей повседневности и скрытые в
глубоком значении, ибо нельзя же согласиться с мнением о том, будто
мостищане служили только орудием в руках Воеводы или же ими пользовалась
судьба или какие-то высшие силы, независимо от их воли и сознания, - были
это люди прежде всего, люди свободные - каждый в меру своих возможностей и
желаний; могло, правда, показаться иногда, будто настоящая свобода
принадлежит одному лишь Воеводе, а на долю мостищан остаются лишь слова о
свободе, но навряд ли такие рассуждения следует признать до конца
справедливыми. И если последовательно разграничить сознательное от
несознательного, нарочитое от непроизвольного, если из однообразного
течения обычности выхватить явления и случаи незаурядные, угрожающие,
яркие, странные, даже комичные, то мы легко убедимся, что даже такие,
казалось бы, ограниченные в своих возможностях и призваниях люди,
действуют, подчиняясь необходимости и требованиям, сознательно,
самоотверженно, изобретательно и прекрасно, если посмотреть на все это с
близкого расстояния и внимательно.
А что же самое привлекательное в их действиях? И где выступают
мостищане в самом высоком величии своего духа?
Ясное дело, на Мосту.
И именно тогда, когда они охраняют Мост. Берегут и охраняют.
Иногда можно подумать, будто и родились они, собственно, лишь для
того, чтобы встать на страже Моста, и жизнь их - это не что иное, как
оберегание, стояние на страже. Вне этого не было для них ничего: ни семьи,
ни домашнего очага, ни святыни, ни самого существования. Пока мир был
озабочен своими повседневными делами, пока окутывался дремой или был
раздираем спорами, пока где-то там страдали, радовались, любили, спали,
молились богам, изменяли, геройствовали, - тут не знали ничего, кроме
стояния на страже Моста, считая все остальное никчемным, мелким,
бессмысленным. Исключительность их положения вызывала зависть, которой их
окружали со всех сторон, - никто почему-то не обращал внимания на
самоотречение охраняющих мост, никому не приходило в голову, как
невыносимо тяжело всю жизнь быть закованным в железную цепь долга, не имея
ни отдыха, ни расслабления (ибо разве же человеческая жизнь - это не
непрерывный долг и разве она дает человеку хотя бы малейшую передышку?),
зато почему-то перечислялись все выгоды, которые давало положение
мостищан, и многие стремились пробиться в их товарищество, но поставленные
у Моста довольно бдительно и ревниво оберегали свои ряды, ко всем они
относились с одинаковой подозрительностью и недоверием. Посторонние люди
сюда не допускались, а если и делались исключения, то весьма редко,
неохотно, и трудно сказать, чего было больше в таких действиях: точно
определенного намерения или, скорее всего, случайности, которая, как
известно, чаще всего вторгается в ход событий в мире.
Видимо, именно такая случайность привела в Мостище и Немого.