"Павел Загребельный. Первомост (Исторический роман о Киевской Руси) [И]" - читать интересную книгу автора

- Пускай себе повелевает, а я повелеваю сам себе, - лениво повел
плечом Стрижак.
Но Штим заметил, что Воевода только что проехал со Шморгайликом в
часовенку, упускать такой случай было бы просто грешно, он мигнул своим
двум помощникам, здоровенным отрокам, которые всегда помогали корчмарю в
подобных случаях, те враз подскочили к Стрижаку, схватили его за бока,
стиснули.
- Ого, - сказал удивленно Стрижак, - да тут и не пикнешь...
Воевода молился в часовенке перед иконой святого Николая, стоя на
коленях и шевеля губами. Шморгайлик терпеливо ждал во дворе с лошадьми,
все Мостище знало, что в это время Воевода молится святому Николаю, их
защитнику и спасителю, это относилось к высоким таинствам, в которые
простому человеку проникнуть было не дано.
А Воевода стоял перед иконой и шевелил губами. Пускай святой думает,
что он молвит какие-то слова. Воевода в это время думал о своем. Ибо что
такое молитва? Не в словах ведь она, а во времени. Главное - отстоять
перед святым столько-то да столько, чтобы святой видел и люди знали:
Воевода молится.
Но Штим не побоялся нарушить молитву, он подал знак своим подручным,
и те втолкнули Стрижака в часовенку, еще и сами притащились туда с
немытыми харями и встали на пороге, стараясь хотя бы чуточку спрятаться за
Штимом, который смело объяснил Воеводе, что они привели сюда бродягу,
который жрал и пил в корчме Воеводы, а платить не хочет.
Воевода некоторое время молчал. С суровым осуждением смотрел на
изодранную обувь Стрижака, на грязные его пальцы, выглядывавшие сквозь
дыры.
Как посмели помешать ему, Воеводе?
Но Стрижака не обескуражил этот молчаливый взгляд. Бродяга весело
пошевелил пальцами ног, сказал с ленивым презрением:
- Только голодранцы могут иметь веру чистую и незамутненную. Богатый
же безнадежно погрязает в богатстве, а владыка - в силе.
С подобной наглостью Мостовику еще не приходилось сталкиваться. Он
взглянул на ободранного бродягу скорее с любопытством, чем гневно.
- Он ел у меня, - снова пожаловался Штим. - Крест показывал, а
платить не хочет.
- Захочешь жрать, не то что крест - бога заново выдумаешь! -
засмеялся Стрижак.
- Тут все платят, - сказал Воевода.
- А ежели я не хочу?
- Не хочешь, как хочешь. Тогда все будет по обыкновению.
- А какое же обыкновение?
- Обычай древний. У нас все по обычаю, и никто не может его нарушить.
Я тоже не имею ни силы, ни власти для этого.
Воевода словно бы оправдывался перед этим наглецом, и корчмарь
удивился такой добросердечности Мостовика, совершенно неожиданной и
необъяснимой.
- Потому-то лучше уж тебе заплатить, - посоветовал Мостовик.
- Да что, - беззаботно воскликнул Стрижак, - как говорил святой
Николай: <Питие грех, а платитие - грех еще больший!>
- Откуда ведомо тебе, будто святой Николай говорил такое? - Воевода