"Павел Загребельный. Смерть в Киеве (Исторический роман о Киевской Руси) [И]" - читать интересную книгу автора

без малейших усилий, как это уже было не раз и не дважды, нужно лишь
набраться необходимого терпения.
Но даже Иваница удивился Дулебу, когда тот не стал прослеживать до
конца смертный путь Игоря, не попытался также незамеченным скрыться в
большом городе, а сразу же, как только проехал ворота Владимирова города,
направился к вратам монастыря святого Феодора и изо всех сил ударил в
деревянную колотушку.
Напрасным было бы ждать, что после недавних событий здесь охотно
будут открывать каждому, и Дулеб поднял было руку, чтобы еще раз ударить в
колотушку, но сбоку от ворот открылось скрипящее окошко и заросшее до
самых глаз черной бородой лицо молча уставилось на пришельцев.
- К игумену Анании, - глухо произнес Дулеб и, заметив недоверие
чернобородого монаха, добавил: - От великого князя Изяслава.
При этом он прикоснулся пальцами к золотой гривне Изяслава, которую
имел на шее. Иваница радостно посматривал на бородатого монаха, с еще
большей радостью смотрел он на своего хозяина и на его драгоценную гривну,
такая улыбка суждена лишь тем, кто прибывает с вестями добрыми, поэтому
монах, еще малость поколебавшись и похлопав глазами, загремел тяжелыми
засовами на монастырских воротах. Он спохватился лишь тогда, когда оба
всадника так и въехали на монастырский двор верхом, не слезая с коней,
будто половцы поганые. Хотел изречь нечто гневное, поднял руку, быть может
и для проклятий, но Дулеб спокойно сказал ему:
- Закрывай ворота, чтобы никто не видел...
Так, будто перед этим весь Бабий Торжок не наблюдал, как они
святотатственно въезжали в монастырь.
Все-таки Дулеб соскочил с коня, то же самое сделал и Иваница, но не
из уважения к святому месту, а лишь из потребности размять затекшие от
долгой езды ноги.
Привратник долго возился с тяжелыми засовами.
- Варяжские причиндалы, - следя за усилиями монаха, заметил Иваница,
и трудно было понять - размышляет ли он вслух с самим собою или же
обращает внимание своего хозяина. Но Дулеб и сам уже успел заметить все: и
прочную стену, монастырскую каменную, и тяжеленные из дубовых бревен
ворота, и замысловатые запоры на воротах, и монастырские строения из
серого, непривычного для Киева, камня. Только и было здесь киевского, что
деревья; высокие, пышнолистые, развесистые деревья скрывали неуклюжесть
монастырских каменных строений, но одновременно и подчеркивали их
тяжеловесность, их чуждый для этой щедрой земли дух твердости, суровости,
черствости.
Монастырь основал покойный великий князь Мстислав, сын Мономаха от
Гиты, дочери английского короля. Уже у самого Мстислава было достаточно в
крови северной суровости, да еще к тому же был он женат на дочери
свейского конунга Христине, - вот почему, наверное, и возводились эти
строения в соответствии с привычками князя и княгини, разыскивался где-то
серый тяжелый камень, ломался и переправлялся по рекам в Киев, чтобы лечь
вот здесь, в стены церкви, келий и служб, творить святость именно такую,
какой она представлялась мрачным северным душам. Последнее пристанище свое
великий князь Мстислав и княгиня Христина нашли в этом суровом прибежище,
обоих похоронили в монастырской церкви; со временем должна была упокоиться
здесь навеки вторая жена Мстислава, которая тем временем еще жила на