"Павло Загребельный. Капитан Шопот" - читать интересную книгу автора

ему нужно было пройти эти леса и горы. Пройти туда и обратно. Так просто,
казалось бы, и одновременно так опасно. Но он пройдет!
На рассвете, после бессонной ночи, проведенной в успокоительных
размышлениях (оказалось, что он волнуется, позорно переживает, потому
вынужден успокаивать себя, уговаривать, что все обойдется хорошо),
направился к границе. Шел целый день, выбирая глухие тропинки, обходя дороги
и поселки. И чем ближе был к меже, которая могла стать для него рубежом
жизни и смерти, тем больше - не боялся, нет! - раздувал в себе ненависть и
злобу против коммунистов, рисовал их в своем представлении как когда-то,
выполняя иезуитские наставления, мысленно созерцал пекло и его злых демонов.
На той стороне границы он не будет искать никаких сообщников, его не ждут
там на явочных квартирах резиденты, из-за которых почти всегда гибнут
разведчики, он ни с кем не будет искать свиданий. Будет зависеть только от
самого себя, от своего умения, от размера своей ненависти, а она у него
безгранична!
Пройдет весь горный край, обшарит все закоулки, увидит все дороги,
старые и новые, натренированным глазом заметит все скрытое от непосвященных.
Горы начинены коммунистическим оружием - иначе не может быть, но нужны
подтверждения, нужна точная информация, и он ее соберет.
Когда-то, еще в начале сотрудничества с Хепси, в приливе ностальгии
вычитал в одной из газет (у них было вдоволь газет с Украины) сообщение о
концерте. В нем упоминалось имя его бывшего товарища Ростислава Барыльчака,
Божка-младшего. Тайком написал ему, получил несколько ответов. Видимо,
испугался, что Ярема донесет о том, как Ростислав бренчал на рояле для
эсэсовских офицеров во львовском ресторане "Жорж", как потом давал концерты
для "доблестных воинов" фюрера, а самое главное - выдал гестаповцам
профессора еврея, который по глупой наивности не бежал с коммунистами и
остался во Львове.
Божок сообщал и о сестре Марии, написал о смерти ее мужа (Ярема нарочно
спросил о белорусе, чтобы прикинуться несведущим), невыразительно намекал на
свои сердечные отношения с его, Яреминой, племянницей Богданой (какой
негодяй!). Но вскоре все это забылось. Сейчас Ярему не интересовали никакие
родственники, все было для него чужим на той земле, куда он шел тайным
посланцем.
Перекладывая с плеча на плечо туристскую нейлоновую сумку, в которой
была провизия и крестьянская одежда, подобранная так, как ее нынче тут
носят: ничего от старинной Гуцульщины, - обыкновенные магазинные штаны,
растоптанные рыжеватые туфли, пестрая вылинявшая сорочка, невыразительного
цвета, потертый пиджак с отвисшими карманами, хустовская шляпа, пропотевшая
вокруг ленты. Все было настоящее, неподдельное, тут уж подбирал он сам, не
полагаясь ни на кого. Хотел переодеться еще на этой стороне, чтобы
переходить границу под видом крестьянина: если задержат - можно выдать себя
за местного жителя. Были у него для этого соответствующие документы, он знал
все окрестные села, мог запутать кого угодно. И все же лучше не попадаться!
Должен пройти незаметно, как умел это делать когда-то...
Под вечер небо подернулось темными тучами. Тучи быстро падали до самой
земли, черные, тяжелые; удушливое тепло стояло между горами, воздух
наэлектризовался от многодневного зноя, и еще только за тучами где-то
заходило солнце, уже начиналась одна из тех горных гроз, которые длятся всю
ночь и сопровождаются не только пушечными раскатами громов, но и извержением