"Борис Зайцев. Голубая звезда" - читать интересную книгу автора

придерживая рукой канотье.- У меня квартира...
И на это согласился Христофоров. Он сидел рядом с Анной Дмитриевной, а
напротив покачивались двое мужчин; дальше - голова шофера, зеркальное
стекло, золотые снопы света, вечно трепещущие, легко мчащиеся к Москве.
Москва приближалась - золотисто-голубоватым заревом; оно росло,
ширилось, и вдруг, на одном из поворотов, с горы, блеснули самые огни
столицы; потом опять скрылись - машина перелетала в низине реку, пыхтела
селом - и снова вынырнули.
- Никодимов,- сказала вдруг Анна Дмитриевна,- отчего вы не похожи на
Алексея Петровича? Он слегка усмехнулся.
- Виноват.
- А я хотела,- задумчиво и упрямо повторила она,- чтобы вы были
похожи на него.
Никодимов выпил еще, встал, сделал под козырек и спокойно сказал:
- Слушаю-с.
Зазеленело утро. Звезды уходили. Лица казались бледнее и мертвеннее.
Мелькнули лагеря, Петровский парк вдали, в утреннем тумане; казармы,
каменные столбы у заставы - в светлой, голубеющей дымке принимала их
Москва. Анну Дмитриевну завезли домой. Переулками, где возрастали Герцены,
прокатили на Пре-
336


чистенку, и лишь здесь, у многоэтажного дома, отпустил шофера
Ретизанов.
Никодимов вышел довольно тяжело; с собой забрал остатки вина, сел в
лифт и сказал хмуро:
- Поехали!
Слегка погромыхивая, лифт поднял их на седьмой этаж. Никодимов вышел.
Руки были холодны.
Когда Ретизанов отворял ключом двери квартиры, он сказал:
- Отвратительная штука лифты. Ничего не боюсь, только лифтов.
- Лифтов? Ха! Ну, уж это чудачество,- сказал Ретизанов.- А еще меня
называет полоумным. Никодимов вздохнул.
- Вы-то уж помалкивайте.
Он выгрузил на стол свое вино. Лицо его было бледно и устало;
глаза все те же, темные; утренняя заря в них не отсвечивала.
Христофоров осматривался. Квартира была большая, как будто богатого, но
не делового человека. Он прошел в кабинет. Старинные гравюры висели по
стенам. Письменный стол, резного темного дуба, опирался ножками на львов. На
полке кожаного дивана - книги, на большом столе, в углу у камина,- увражи,
фарфоровые статуэтки, какие-то табакерки. На книжных шкафах длинные чубуки,
пыльный глобус, заржавленный старинный пистолет. В углу - восточное копье.
Странным показалось Христофорову, что он тут, почти у незнакомого, на
заре. Он вышел на балкон. Было видно очень далеко - пол-Москвы с садами,
церквами лежало в утренней дымке, уже чуть золотеющей; вдали, тонко и легко,
голубели очертания Воробьевых гор. Христофоров курил, слегка наклоняясь над
перилами. Внизу бездна - далекая, тихая улица; ему казалось, что сейчас все
мчит его какая-то сила, от людей к людям, из мест в места. "Все интересно,
все важно,- думал .он,- и пусть будет все". Он вдруг почувствовал