"Борис Зайцев. Голубая звезда" - читать интересную книгу автора

неизъяснимую сладость-в прохождении жизнью, среди полей, лесов, людей,
городов, вечно сменяющихся, вечно проходящих и уходящих. "Пусть будет
Москва, какой-то Ретизанов, кофе на заре, бега, автомобили, Анна Дмитриевна.
Это все - жизнь".
- Кофе? - говорил сзади Ретизанов.- Конечно, кофе сюда. Нет, а
по-вашему как?
Он тащил уже столик, а за ним Никодимов вышел со своими бутылками.
Ретизанов беспокоился, хлопотал, размахивал руками. Все делал он сам - не
особенно складно, но шумно и с оживлением.
- А вы, может быть...- сказал он Христофорову и вдруг улыбнулся
доброй, детской улыбкой,- может быть, голодны?
Христофоров тоже улыбнулся, слегка даже покраснел и ответил:
- Нет, почему же я голоден...
337


- У вас такой вид,- продолжал Ретизанов, с упорной наив- ностью,-
что, может быть, вы голодны... А то я вас ветчиной угощу.
- Вчера с ним славная была девица,- сказал Никодимов, кивая на
Христофорова.- Вы хотя и в роде монаха... в женщинах понимаете.
Христофоров опять смутился.
- Машура была со своим женихом...- неловко сказал он.--А я, просто
потому, что у них гостил. Никодимов засмеялся.
- Не оправдывайтесь. Жених довольно нескладен... и удрал. Не зря,
видно. Нет, чокнемся. Такую подцепил...- Он свистнул.- Ди-те-но-чек! - И
прибавил грубое слово.
- Ну, уж это черт знает! - закричал Ретизанов.- Нет, уж я вас знаю.
Цинизм разводит. Да вы вообще циник. Нет, я просто не понимаю: такое утро,
мы сидим чуть не под небесами, солнце, прелесть, а он... гадости. И еще с
этаким... джентльменским видом. Джентльмен! Вы знаете,- обратился он к
Христофорову,- он всегда надо мной издевается. Например, когда я влюблен...
- Каждый месяц,- сказал Никодимов.
- Подождите, не перебивайте... Когда я влюблен, он мне черт знает что
говорит.
Он сел с Христофоровым рядом и вперил в него синие, взволнованные
глаза.
- Я вот и сейчас влюблен.- Ретизанов говорил тише, но очень
серьезно.- В Лабунскую... Нет, это замечательная девушка. Когда вы увидите,
то скажете. Она танцует.
- Вместо того, чтобы...- сказал Никодимов,- он посылает ей букеты,
отождествляет с греческими рельефами... ну, это известное... рождение
Венеры. И, кажется, намерен в кабинете воздвигнуть алтарь для служения ей.
- Нет, с ним нельзя разговаривать...
Ретизанов совсем взволновался, вскочил и вышел. Он отправился к себе в
спальню и для чего-то вымыл даже руки, ополоснул лицо. "Нет, это уж черт
знает что,- твердил он про себя.- Это черт знает что".
Вернулся он тихий и молчаливый, как бы погасший.
- Вы напрасно на меня сердитесь,- сказал Никодимов,- я, во-первых,
пьян. Во-вторых.- у меня вообще дурной характер.
- Я на вас не сержусь,- ответил Ретизанов,- на вас сердиться нельзя.