"Борис Зайцев. Аграфена" - читать интересную книгу автора

имела; жить же в этой светлой квартирке, где всюду были белые отсветы снега
из окон, ей нравилось.
Сильно топили; было тепло, а там, за стенами, стлались далекие снега,
полусонный город, мятели; здесь же бродила легкой походкой маленькая барыня,
выкармливая грудного, а другой мальчик ходил в гимназию - первый класс.
А Аграфене думалось, что, живя здесь, хлопоча в кухне, таская дрова,
свежепахнущие, веселые, она ведет благочестивую, спокойную жизнь.
По субботам, отпросившись у барыни, бегала наискось в церковь, через
заснеженную улицу, увязая, обдаваемая острым и жгучим зимним духом, пила
его, как дивное вино, в церкви скромно становилась сбоку, слушая "Свете
Тихий...".
Пел хор гимназистов; светло мерцали и струились свечи, золотели,
мигали. Сердце ее обнималось тогда благоговейной ясностью; и среди тихих
напевов нежданно вставал некто дивный и грозный; случалось,- вдруг пред
лицом этих риз на иконостасе, от голоса отца Дмитрия, высокого, тонкого,
похожего будто на Христа, веяло таким безмерным, что она в ужасе спрашивала
себя: верю или не верю? Вдруг, если не довольно верю, не живу с мужем, посты
плохо чту,- вдруг тогда и конец, и спасенья нет, ад и проклятье?
С этими вопросами обратилась она раз к барыне:
- У вас, может, у господ, и вовсе в Бога не веруют, а нам как?
Барыня улыбнулась, как всегда задумчиво и к Аграфене ласково:
- В Бога я верю, Аграфена, вы не думайте. Насчет ада плохо умею
сказать; объяснить не могу, а наверно, думаю, что нет. Нету такого ада,
незачем: и здесь на земле достаточно.
Аграфена ушла к себе мыть чашки, все о том же думая: "на земле
достаточно..." Так и барыня: спокойная, не сердится никогда, детей ласкает,
а сама думает, и точит в ней что,- под глазами круги, блекнет здесь одна в
этой тиши. Ночью, крестясь на лампадку, Аграфена слышала, как ворочалась,
вздыхая, барыня; будто длинное что, неизбывное, томило ее; и в те долгие
ночи зимой должна была она его изжить. Аграфена вздыхала, широким мужичьим
крестом крестясь "за спокой" доброй барыни.
Подошли Святки; бело-тихие, точно приплыли по безбрежным снегам. Барыня
делала елку Коле; никого не было, кроме Аграфены; елка светло сияла в
скромной квартирке. Барыня улыбалась, радовалась, что нравится Коле, и как
всегда - бледная тень ходила по ее прозрачному лицу, а соседки-кухарки
говорили Аграфене: "Вот смотри, к вам и отец Дмитрий не пойдет, потому твоя
барыня безмужняя". И дальше рассказывали, все по-разному, одно: сзади лежала
сердечная история.
Отец Дмитрий, однако, был; служил молебен, кропил, и не только Аграфена
молилась, но крестилась и
барыня.
Разоблачившись, отец Дмитрий завтракал; они с барыней говорили - как
два вежливых и всегдашних противника.
- У вас здесь весьма тихо, напоминает женский монастырь.
Барыня улыбалась.
- Это и есть монастырь.
Во взглядах отца Дмитрия было одновременно почтительное и
внутренно-неодобряющее.
Потом опять забелели снега; синела по ночам лампадка в большой детской,
барыня целые ночи бродила с грудным: он пищал, кис, было безмолвно, и если