"Сергей Залыгин. Два провозвестника" - читать интересную книгу автора

мыслями и заботами человечества - тем самым проблемы свободы, равенства,
братства решаются сами собой. (Так - по Достоевскому.)
Ни то, ни другое неисполнимо в реальной действительности, но различие в
том, что один, несмотря ни на что, исполняет неисполнимое, а другой только
мыслит о неисполнимом. Один из них - утопист-нигилист, он знает, что
начинать надо с разрушения ("до основанья, а затем..."), другой - утопист
сурово сомневающийся, и разрушение - не для него.


* * *

В октябре 1917 года Ленин столкнул Россию с ее орбиты (у каждого народа
на этой планете своя орбита, своя ось вращения). Ленин исполнил роль
Архимеда, притом создавшего искусственную точку опоры для самого себя.
Сегодня Россия еще более послеоктябрьская, чем в ноябре семнадцатого:
ведь за минувшие семьдесят семь лет накапливались и накапливались
последствия Великой Октябрьской.
Искусственно созданная искусственным Архимедом точка опоры не могла не
быть временной, а накопление временности в течение семидесяти семи лет не
могло не быть губительным.
И мы все еще живем во власти временности, без постоянных величин, и у
нас все нет и нет собственной орбиты, только зигзагообразная кривая. И
равнодействующей тоже нет - есть переменные составляющие.
Страна жаждет постоянных величин, потому что она - все еще жизнь, все
еще живое вещество, все еще биология, пусть и подвергшаяся эксперименту.
Этот эксперимент - испытание биологии на прочность: какое давление она,
биология, способна выдержать? какую скорость перемен? какие химикаты? какие
инфекции? какие кровопролития? какой упадок сил? какую экологию? какую
преступность? какую новоявленную ложь?
Вот вопросы, к которым, думается, нынче свелись столь знаменитые
"Вопросы ленинизма".
Помнится, помнится эта книга, выдающийся труд товарища Сталина в строго
казенном оформлении. Что там можно было придумать-то художникам-оформителям?
Страшно им было хоть что-то придумать.


* * *

У каждого писателя свое собственное настроение письма, оно улавливается
в интонации, в явственной громкости или же в шепоте, в облике фразы - в ее
энергетике, в протяженности, в пристрастиях автора к тем или иным словам, к
тем или иным частям речи - к прилагательным или к глаголам, к словам жаргона
или к анахронизмам. Фраза тоже существует во времени и пространстве, она
тоже часть Целого, а соотношение в ней между тем и другим - это тоже
авторство.
Многие качества фразы вообще неуловимы, необозначимы, потому что
обозначение слова словами свойственно толковым словарям, но для письма
художественного дело рискованное.
Писатель - что он напишет без настроения?
Можно ли без настроения любить? А творчество - та же любовь. Если