"Валерий Замыслов. Иван Болотников (Исторический роман) " - читать интересную книгу автора

бердышами и секирами. А в красном углу, на киоте, сверкали золотом оклады
икон в дорогих каменьях.
"Богат князь. Вон сколь добра оберегать... Уж порадею за твои батоги,
Андрей Андреич, ух, порадею! - кипел злобой Мамон. - Попомнишь ты меня,
князь. Ты хоть и государев стольник, но и я не смерд. Дед мой подле
великого князя Василия в стремянных ходил, был его любимцем... А тут перед
холопами высек. Ну нет, князь, не быть по-твоему. Буде, послужил. Поищи
себе другого стража, а я к Шуйскому сойду".
С вечера Мамон выпроводил холопов из княжьих хором во двор.
- Неча слоняться. Берите рогатины и ступайте в дозор. Мужики вот-вот в
разбой кинутся.
В покоях остался один тиун. С горящей свечой Ферапонт обошел терем,
загнал девок в подклет, и вновь затворился в молельной.
Мамон тихо, крадучись вернулся со двора в княжьи покои. Неслышно
ступая по мягким коврам, подошел к поставцу и сунул в котомку золотой
кубок. Затем шагнул к киоту и снял икону с тяжелым окладом в самоцветах.
За темным слюдяным оконцем протяжно и гулко рявкнул караульный:
- Поглядыва-а-ай!
Мамон ступил к ложнице. Когда снимал меч, задел плечом за секиру, и та
со звоном грохнулась о лавку. Наклонился, чтобы поднять, и в ту же минуту в
покоях прибавилось свету. Из молельной вышел со свечой Ферапонт.
- Мамон?.. Пошто меч берешь? А вон и икона в суме... Да ты...
- Молчи!.. Молчи, старик.
Седая борода тиуна затряслась, глаза гневно блеснули.
- Не тронь, холопей позову. Эй, лю...
Мамон взмахнул мечом, и крик оборвался.
Укрылся в лесах: теперь ни в Москву, ни к князю Шуйскому дороги не
было. Собрал ватагу из лихих и промышлял разбоем. Копил деньги.
"Год, другой людишек потрясу, а там и татьбу1 брошу. С тугой мошной
нигде не пропаду. После бога - деньги первые", - раздумывал он.
Казна богатела, полнилась. У Ермилы при виде мошны загорались глаза и
тряслись руки.
- Роздал бы, атаман.
- Что, есаул, руки зудят?
- Да я что... Ватага сумлевается.
- Ватага? - лицо Мамона суровело. - Лукавишь, Одноух. Сам, поди,
ватагу подбиваешь. Вон как трясца берет при сундуке-то. Уж не заграбастать
ли хочешь, а?
- Креста на тебе нет, атаман, - обидчиво фыркал есаул.
- Чужая душа - дремучий бор, Ермила. Ты у меня смотри, не погляжу, что
есаул. Волчья-то клеть рядом... А ватагу упреди - ни единой полушки из
казны не пропадет. Всю добычу поровну, никого не обижу.
"Никого не обижу", - часто в раздумьи повторял он, прищурив глаза и
затаенно усмехаясь. А скрытых помыслов у него было немало, они властвовали,
давили, теребили душу, и от них никуда нельзя было уйти. Особо не давал ему
покоя тот небольшой темно-зеленый ларец, уплывший из его рук во время
набега ордынцев.
"Черт дернул этого Пахомку... Сунулся в баню, княжну увидел, рвань
казачья! Да с тем бы ларцом заботушки не ведал. Самого князя Шуйского можно
было за бороду ухватить, крепко ухватить, и никуды бы не рыпнулся. Ничего