"Валерий Замыслов. Огнем и мечем ("Иван Болотников" #2) " - читать интересную книгу автора - Рад тебя видеть в добром здравии, Афанасий Якимыч... Жарынь тут у
нас, не угодно ли кваску? От кваску Афанасий не отказался, выдул полкувшина. В пекарне три печи, подле них бочки и кади с водой; вдоль закопченных стен - столы и скамьи, полки и поставцы; на поставцах - ендовы и чаши с приправами, на столах и полках - хлебы: ситные, крупитчатые, овсяные... Здесь же булки, сайки, калачи, крендели, сухари... Душно, чадно, в воздухе мучная пыль. Сумеречно, свет едва пробивается сквозь зарешеченные оконца. Хлебная изба на Смоленской одна из самых больших в Москве. Жил Селиван Пупок - беды не ведал. Богател, хоромы в три жилья на Великом посаде отгрохал. Доволен был. Но тут лихая година пала: лютый голод навалился. Хлебные приставы на пекарню зачастили - назойливые, въедливые, дерзкие. Но лютей всех Афанасий Пальчиков, не целовальник - Малюта Скуратов! Селиван Пупок молитву бормочет: авось творец небесный и отведет беду. А Пальчиков за хлебы принялся: взвесил один каравай, другой. - Без обману, батюшка, хоть все перевешай. Блюду царев указ, - смирехонько журчал Селиван, а у самого душа не на месте: откушает или не откушает? Откушал, скислился, поднес каравай к огню. Разломил на ломти, вновь пожевал. Выплюнул, зло глянул на хлебника. - Опять воруешь? А не я ль на тебя трижды взыск налагал? Не я ль за подмес батоги обещал? - Не было подмесу, Афанасий Якимыч! - закрестился Пупок. - То хлебец неудашный. Работный поздно в печь посадил. Недогляд. - Недогляд? Айда к другой печи. караваи, но и булки, калачи, крендели. - Горазд ты, Селиван, горазд, - покачал головой целовальник. - И воды подлил вдоволь, и мякины не пожалел. - Работные обмишулились, отец родной! Спьяну... Вечор еще наклюкались. Утром пришли, а башку-то не опохмелили. Сусеки перепутали. Укажу плетьми выстегать. - Буде! - крикнул Пальчиков и кивнул ярыжкам. - В Съезжую! Хлебник побелел: в Съезжей могли и до смерти запороть. Поманил целовальника рукой. - Погодь, батюшка... Дельце у меня к тебе. Зайдем-ка в прируб. Селиван плотно прикрыл дверь и протянул целовальнику кожаный мешочек с серебром. - Прими, батюшка Афанасий Якимыч, на государево дело. Но Пальчиков осерчал пуще прежнего, огрел хлебника плеткой. - Мздоимством не грешен! Толкнул ногой дверь. - Ярыжки! На Москве диву дивились: бессребреник Афанасий Якимыч! При такой-то службе да чтоб к рукам не прилипло! Кругом мздоимец на мздоимце. Этот же праведник и святоша. Чуден Афанасий! Однако никто не ведал его помыслов. А помыслы Пальчикова были с дальним прицелом. Давно чаял он выбиться в думные дворяне, денно и нощно о том молился. И не напрасно: слух о его радении до Бориса Годунова дошел, вот-вот Пальчикова в думные пожалует. То-то залебезят дружки и недруги. |
|
|