"Герман Леонидович Занадворов. Колыбельная, Молитва, Сливки, Была весна, Дума о Калашникове, Увертюра (Рассказы) " - читать интересную книгу автора

Шеф-барон Циммерман, еще недавно просто герр Циммерман, хозяин
небольшой пивной в Галле, оттолкнул стакан. Белесый кофе плеснулся на
скатерть.
Хотя было уже время завтрака - семь часов по берлинскому - в комнате не
рассасывался промозглый полумрак. Под добротный, довоенный, конечно,
коричневый пиджак забиралась сырость. Дождь хлюпал в сырые стекла. Неужели
начинается русская зима?
Циммерман поежился. Втянул глубже в воротник короткую бритую шею.
Буркнул переводчику:
- Старосту!
Хлеб, куриное рагу, мед были безвкусны, он лениво перетирал их
вставленными зубами. Неужели уже зима? Почему они не сдаются, черт возьми!
Нет, что ни говорят, в России тяжело. Уже месяц сидит он в этом селе с
азиатски трудным названием. Конечно, поправился. Дома было голодновато. Но
дело?... Дело совсем не зер гут. Комиссар, провожая, говорил:
- Вы должны быть тверды. Никакой сентиментальности! Вы представляете
немецкую державу, дисциплину, порядок в трех завоеванных селах. Главное:
вывезти для армии и райха как можно больше продуктов. Как можно больше!
Сказал - выполняй. А тут, чтоб заставить кланяться при встречах,
пришлось заказать кожаные перчатки - бить по мордам. И все же комиссар
округа недоволен. Вчера будто между прочим намекнул: двух шеф-баронов за
невыполнение приказов послали на фронт.
Он уже знал, что такое Ostfront{1}, и страх, огромный-огромный, словно
приплюснул барона к земле. Что хотите, только не туда! Холодом дунуло в
лицо. Как сквозь метель увидел: в открытых дверях, держа впереди мокрую
фуражку, явился староста.
- Гут морген, пан барон!
Циммеран тряхнул головой. Снег, перемолотый с мерзлой землей, который
взлетал у самых глаз при воспоминании о фронте, замельтешил, тускнея. Барон
ткнул пальцем в стакан:
- Это что есть?
Староста глядел обалдело.
- Кава{2}, пан комендант.
- Кава? Это помой! Русский грязь!
Белые, рыхлые комья опять начали взлетать.
Шеф бил кулаком о стол:
- Вы саботаж. Почему приказы не выполнены? Где молоко? Это сливки? Чтоб
я умираль из-за вас? Хватит! Не верю! Буду сам. По-немецки. Через полчаса
привести виновных. Через пятнадцать минут.
Он еще пылал гневом на всех проклятых русских, которые сговорились
спровадить под пули его, Циммермана, когда запыхавшийся староста впихнул в
комнату высокую женщину в мокром, обтянувшем голову платке.
С порога староста попросил переводчика:
- Скажи пану, Бондарчук, это Марфа, самая зловредная по молоку. Не по
шесть, как приказано, по три литра не носит. Да воды хлюпает.
Женщина возмущенно подалась вперед:
- Брешет он. Как пес, брешет. Я винна, что корову пасти негде.
Молоденькая она. Двухлеточка.
Проговорила и замерла, осматриваясь. Марфа еще ничего толком не
понимала. Ни того, зачем прибежал к ней в хату сам староста, погнал, даже не