"Курт Занднер. Сигнал из космоса " - читать интересную книгу автора

я попросту умолк.
Расстроенный и рассерженный, я сидел и смотрел в окно, а разговор
обратился к прежним темам. И снова мне казалось, что это лопочут куклы;
только их механизмы работали теперь заметно быстрее, в квакающих звуках
слышались нотки раздражения. Уют беседы был, видимо, нарушен уж до конца
вечера; гости утратили свою непринужденность, и это обстоятельство, должен
признаться, доставило мне злое удовлетворение.
Как сквозь туман, с полным безучастием воспринял я, что господин
Киндель старается ухаживать за фрау Нидермейер в тех пределах, какие
допускала его строгая и чопорная манера держаться. Сам Нидермейер сидел
некоторое время молча, насупив брови, и, казалось, о чем-то напряженно
думал. Вдруг он изо всей силы стукнул кулаком по столу, так что из бокалов
расплескалось вино.
- Вооружаться до зубов и не давать никакой пощады разлагающим
элементам! Только это может гарантировать спокойствие и порядок!
Примерно такие слова выкрикивал он в сердцах, не очень связно, будто
споря с кем-то невидимым, бросившим ему вызов. Выглядел он в ту минуту и
смешно и глупо. Глаза остекленели - он выпил уже изрядно. На эти пропитые
деньги я смог бы купить по меньшей мере две книги из самых необходимых.
К счастью, Нидермейер тут же успокоился, откусил кончик новой сигары и,
заикаясь, повел речь о своем компаньоне, который выстроил в Дюссельдорфе
замечательный дом. Этот компаньон считает, что нынче вышло из моды вешать в
гостиных копии знаменитых картин. Это уже считается вульгарным. Уважающие
себя люди теперь берут под залог оригиналы старых и новых мастеров. Да, да,
богатый человек этот дюссельдорфский компаньон! Но так ли уж обязательно
брать картины под залог и развешивать у себя по стенам? Он сам, Нидермейер,
вообще ни во что не ставит живопись. А каково на этот счет мнение господина
провизора?
Единственным преимуществом этого вечера было, что гости ушли несколько
раньше обычного. Нидермейеры вызвались довезти провизора на своей машине,
чего до сих пор они никогда не делали. В моем раздраженном состоянии я
усмотрел в их предложении - сознаюсь, что неосновательно, - нечто вроде
внезапно возникшей между ними солидарности, подобие тайного заговора,
направленного против моей особы.
Я проводил гостей и, когда они уехали, постоял еще несколько минут в
тишине ночи. Вселенная, темная и безгласная, вся испещренная бесчисленными
звездами, величаво раскинулась над крышами Грюнбаха. Откуда-то издалека
донесся глухой взрыв, и стекла в окнах зазвенели: километрах в тридцати от
Грюнбаха происходили военные маневры.
Ежась от ночной прохлады и какой-то неясной тревоги, я поплотнее
натянул пиджак. Внезапно я почувствовал себя одиноким и беззащитным, как
никогда в жизни. Кто я? Путник, бредущий без цели в бесконечной черной
пустоте.
Подобные настроения овладевали мною и раньше, но ни разу еще не
достигали такой остроты, как в тот вечер. Может быть, эта тяжесть, как груда
камней, накапливалась в моей душе постепенно, увеличиваясь каждый день на
новый камень. И вот наконец груз сделался таким нестерпимым, что оставалось
лишь два исхода: либо выбраться из-под него и убежать, либо быть
раздавленным.
Я нарочно описал здесь так подробно свое окружение, свой относительно