"Василий Зеньковский. Пять месяцев у власти (15 мая -19 октября 1918 г.)" - читать интересную книгу авторапроявилось в полной пассивности у Карташева, как Всероссийского Министра
Исповеданий) и склоняться перед всеми его колебаниями, куда бы они ни заводили, как не мог себе позволить и того насилия над собором, той фальсификации, которую проводил Лотоцкий, следуя директивам воскресшей революционной церковной рады (во главе с о. Липковским, очень скоро избранным в митрополиты автокефальной Украинской Церкви), а также - увы - действиям еп. Никодима. Я не хотел лишать себя инициативы, но не хотел и насиловать Собора - мой путь заключался в том, чтобы содействовать проявлению живых церковных сил и если они не могли вложиться в рамки данной соборности - дать им место вне ее. Прав ли я был по существу (формально я, конечно, был не 105 прав), мне трудно судить - но я глубоко уверен, что всякий честный церковный деятель не мог бы уклониться от своей инициативы, как не мог бы и фальсифицировать соборных установлений. В сущности, я шел путем творческого дуализма, развивая в Министерстве (рядом с Собором) творческую работу, которая должна была бы входить в жизнь, конечно, не насильственно. Это есть новый путь - и я глубоко убежден, что он нужен будет и в будущей России. Собор 1917-1918 г. в Москве был благословенным творческим собором - в этом была особая милость Божия к русской Церкви, уже вступавшей на путь испытаний и мучений. Но если представить себе ныне Всероссийский Собор - после того, как по провокации злых Сил церковная жизнь разбилась на такую массу насилующего Собор (каков бы ни был состав Собора, его нельзя "душить"), ни линия Карташева, формально отходящего в сторону, раз действует Собор, не кажутся мне правильными. Такого самоупразднения Министра Исповедания не одобряет ни история Церкви (а в новых условиях - т. е. не самодержавия - к Министру Исповеданий во многом перешли функции царя в Церкви), ни "здоровый церковный смысл. Для меня все это было ясно тогда, когда я был Министром, как ясно и ныне: я был представителем власти светской в церковной стихии, и должен был действительно "не без ума меч носить". И что я избрал, что я фактически сделал? Рядом с Собором я стремился стимулировать церковное творчество, церковную мысль, окружив себя рядом творческих церковных умов - я служил Церкви, пользуясь всеми возможностями власти, ничего однако ей не навязывая. И если в ряде вопросов я оказался в ближайшее время в жестокой схватке с митр. Антонием, то положение было в действительности таково: я защищал положения Всероссийского Церковного Собора против реакционных устремлений митр. Антония и примыкавшей к нему группы. Вся рискованность моей позиции заключалась в том, что я не стал на формальную уточку зрения "свободы Церкви", что перед лицом внутрицерковной борьбы я не только стремился дать возможность легального проявления враждующих церковных течений в обстановке церковного мира и в интересах его (это относится к взаимоотношениям русской и украинской церковной группы), но я в этой борьбе активной становился на сторону той, которая казалась мне выражающей верные, истинно церковные нужды (это относится к уставу Дух<овной> Академии, к дальнейшей борьбе с митр. Анто- |
|
|