"Андре Жид. Пасторальная симфония" - читать интересную книгу автора

не потому, что хотел еще что-нибудь добавить, а потому что молчание ее
сделалось для меня невыносимым.
- Впрочем, возможно, что Жак вернется из поездки излечившимся от своей
любви. Разве в его годы люди отдают себе отчет в своих чувствах?
- О, иногда и в гораздо более зрелые годы они не отдают себе в них
отчета, - как-то странно заметила она наконец.
Ее загадочный и наставительный тон раздражал меня, тем более что я по
натуре человек ума трезвого и не легко мирюсь со всякого рода
таинственностью. Повернувшись к ней, я попросил ее объяснить, что она хотела
сказать своими словами.
- Ничего, друг мой, - грустно проронила она. - Я только подумала о
только что выраженном тобой желании, чтобы тебя предупреждали в тех случаях,
когда ты сам чего-нибудь не замечаешь.
- Ну, и что же?
- Ну, и вывела заключение, что предупредить человека не так-то легко.
Я говорил уже, что терпеть не могу таинственности и из принципа не
допускаю никаких недомолвок.
- Если ты хочешь, чтобы я тебя понимал, постарайся выражать свои мысли
яснее, - проговорил я, несомненно несколько грубым тоном, в чем тотчас же
раскаялся, так как заметил, что губы Амелии на мгновение задрожали. Она
отвернулась, встала с места и сделала несколько неуверенных, почти
шатающихся движений по комнате.
- Скажи мне, Амелия, - проговорил я, - стоит ли все время
расстраиваться и теперь, когда все поправлено?
Я чувствовал, что мой взгляд ее стесняет, и поэтому следующую фразу
произнес, повернувшись спиной, положив локоть на стол и опустив голову на
руку:
- Я говорил с тобой сейчас очень резко. Прости.
И вдруг я услышал, что она подходит ко мне: я почувствовал, как ее
пальцы легко легли мне на лоб, и в то же время она нежно проговорила
голосом, полным слез:
- Мой бедный друг!
И затем сию же минуту вышла из комнаты.
Фразы Амелии, казавшиеся мне в то время загадочными, вскоре для меня
разъяснились; я воспроизвел их в том виде, в каком их воспринял впервые; в
тот день я понял только одно: Гертруде настало время уехать.
12 марта
Я вменил себе в обязанность каждый день уделять немного времени
Гертруде; в зависимости от загруженности моего дня иногда это составляло
несколько часов, иногда несколько минут. На следующий день после моей беседы
с Амелией я был довольно свободен, погода выдалась прекрасная, и я увлек
Гертруду в лес к тому отрогу Юры, где сквозь завесу ветвей, за огромной
отлогой равниной, взгляду в ясную погоду открывается поверх легкого тумана
чудесное зрелище белоснежных Альп. Солнце уже клонилось к западу влево от
нас, когда мы добрались до места, где обычно любили сидеть. Луг с короткой и
густой травой спускался к нашим ногам; невдалеке паслись коровы; у каждой из
них, как это принято в горах, на шее висел колокольчик.
- Они как бы рисуют пейзаж, - сказала Гертруда, прислушиваясь к
позвякиванию бубенцов.
Она попросила меня, как на всякой прогулке, описать ей местность, где