"Андре Жид. Пасторальная симфония" - читать интересную книгу автора

выслушивать: "Если бы из этого хоть что-нибудь выходило!.." Она упорно
держалась того мнения, что труды мои пропадают зря; и ей, конечно, казалось
нелепостью, что я посвящаю этому делу время, которым я, по ее разумению, мог
с неизмеримо большей пользой распорядиться иначе. И всякий раз, как я был
занят Гертрудой, она старалась ввернуть, что кто-то или что-то во мне очень
сильно нуждается, а я растрачиваю из-за этой девочки минуты, которые
следовало бы отдать другим. А кроме того я думаю, что ее мучила своеобразная
материнская ревность, поскольку у нее то и дело срывалось: "Ты никогда так
не возился ни с одним из наших детей". И это правда; хотя я очень люблю
своих детей, мне ни разу еще не приходило в голову, что я обязан подолгу с
ними возиться.
Я часто склонялся у выводу, что притча о заблудшей овце труднее других
укладывается в сознании людей, считающих себя, однако, истинными
христианами. Тот факт, что одна из овец, сама по себе, может в глазах
пастуха оказаться дороже всех остальных взятых вместе, - вот что было выше
их понимания! Слова: "И если есть у человека сто овец и одна из них
заблудится, не оставит ли он девяносто девять из них на горе и не пойдет ли
за той, которая заблудилась?" Эти слова милосердия были бы объявлены такими
людьми, - посмей они только говорить прямо, - возмутительнейшей
несправедливостью.
Первые улыбки Гертруды утешили меня во всем и воздали мне за труды
сторицей. Ибо "истинно говорю вам, что овца эта, когда пастух ее отыщет,
доставит ему больше радости, чем все девяносто девять овец, которые ни разу
не заблуждались". Да, да, поистине должен сказать, что ни разу еще улыбка
кого-либо из моих детей не затопляла мое сердце такой серафической радостью,
как улыбка, которая забрезжила на лице этой статуи в то утро, когда она
несомненно вдруг поняла и заинтересовалась всем, что я упорно стремился ей
преподать в течение долгих дней.
Пятое марта. Я заметил себе эту дату, как обычно замечают день
рождения. Это даже не столько улыбка, сколько преображение. Вдруг все черты
ее одухотворились; это было внезапное озарение, напоминавшее пурпуровое
свечение высоких Альп, от которого еще до зари начинает трепетать снеговая
вершина, тем самыми уже отмеченная и выхваченная из мрака. Это можно было
назвать мистической окраской. Я представил себе равным образом вифсаидскую
купель в ту минуту, когда в нее сходит ангел возмутить спящую воду. Я
почувствовал себя точно восхищенным от земли, созерцая блаженное выражение,
которое появилось вдруг у Гертруды; мне представилось, что сила, посетившая
ее в это мгновение, даже не разум, а скорее - любовь. И тогда меня охватил
столь сильный порыв признательности, что, напечетлевая поцелуй на ее
прекрасном челе, я мысленно возносил его богу.
Насколько трудно было добиться первого результата, настолько
последующие успехи были стремительны. Сейчас мне стоит большого труда ясно
припомнить, какими способами мы продвигались; иногда мне казалось, что
Гертруда шагает вперед скачками, словно издеваясь над методичностью. Я
вспоминаю, что вначале я налегал скорее на качества, а не на разнообразие
предметов: горячее, холодное, теплое, сладкое, горькое, вяжущее, гибкое,
легкое; затем шли движения: отстранять, придвигать, поднимать, пересекать,
ложиться, связывать, разбрасывать, собирать и т.д. Очень скоро, позабывши о
методе, я начал с нею беседы, не задумываясь над тем, в какой мере поспевает
за мной ее ум; я действовал медленно, завлекая и приглашая ее задавать мне