"Андре Жид. Имморалист" - читать интересную книгу автора

мною... Наконец это стало выше моих сил, я не мог выдержать и почти небрежно
сказал ей:
- Сегодня ночью у меня было кровохарканье.
Она не вскрикнула, она только сильно побледнела, пошатнулась, захотела
удержаться и тяжело опустилась на пол.
Я бросился к ней с каким-то бешенством: "Марселина! Марселина!" - Ну,
вот что я наделал! Разве недостаточно было того, что я болен? Но, как я
сказал, я был очень слаб, и еще немного - я тоже упал бы в обморок. Я открыл
дверь, стал звать; на мой крик прибежали.
Я вспомнил, что у меня в чемодане было рекомендательное письмо к одному
из гарнизонных офицеров; я воспользовался им, чтобы послать за военным
врачом.
Между тем, Марселина пришла в себя; теперь она сидела у моей постели,
где я дрожал в лихорадке. Врач пришел, осмотрел нас обоих. Он сказал, что у
Марселины ничего нет и она вполне оправилась от своего обморока, а я тяжело
болен. Он даже не захотел определить мою болезнь и обещал мне зайти под
вечер.
Он вернулся, улыбаясь, говорил со мною и прописал различные лекарства.
Я понял, что он приговаривает меня к смерти. Сознаться ли вам? Я даже не
вздрогнул. Я устал. Просто, я отказался от борьбы. В конце концов, что мне
сулила жизнь? Я хорошо работал, до конца твердо и страстно выполняя свой
долг. А прочее... ах, не все ли мне равно, - думал я, достаточно одобряя
собственный стоицизм. Но я страдал от безобразия внешней обстановки. "Эта
комната ужасна", - и я стал рассматривать ее. Вдруг я вспомнил, что рядом, в
такой же комнате, находится моя жена, Марселина, и я услышал, что она
говорит. Доктор еще не ушел, он разговаривал с нею; он старался говорить
тихо. Прошло некоторое время: я, должно быть, заснул...
Когда я проснулся, Марселина была около меня. Я понял, что она плакала.
Я недостаточно любил жизнь, чтобы жалеть самого себя, но мне мешало
безобразие этой комнаты; почти с наслаждением мой взгляд отдыхал на
Марселине.
Теперь она писала, сидя рядом со мной. Она мне показалась красивой. Я
видел, как она запечатала несколько писем. Потом она встала, подошла к моей
кровати и нежно взяла меня за руку.
- Как ты теперь себя чувствуешь? - сказала она.
Я улыбнулся и грустно ответил:
- Выздоровею ли я?
Тотчас же она ответила мне:
- Выздоровеешь, - с такой уверенностью, что почти убедила меня, и я
смутно почувствовал все, чем могла бы быть жизнь с ее любовью - неясное
видение такой патетической красоты, что слезы брызнули у меня из глаз, и я
долго плакал, не имея ни сил, ни желания сдерживать себя. Какой силой любви
увезла она меня из Сусса! Какими очаровательными заботами окружала меня,
защищала, спасала, не спала ночей... От Сусса до Туниса, потом от Туниса в
Константину. Марселина была изумительна. Я должен был выздороветь в Бискре.
Ее вера была непоколебима, а усердие не ослабевало ни на одно мгновение. Она
все приготовляла, распоряжалась всеми переездами, устраивала помещения. Увы,
она не могла сделать это путешествие менее ужасным! Несколько раз мне
казалось, что надо остановиться и все кончить. Я потел, как умирающий,
задыхался, подчас терял сознание... К концу третьего дня я добрался до