"Франсуаза Жило. Моя жизнь с Пикассо " - читать интересную книгу автора

- Когда? - спросила я.
- Завтра, послезавтра. Когда хотите.
Мы с Женевьевой посовещались и ответили, что придем не завтра, не
послезавтра, а скорее всего в начале будущей недели.
Пикассо поклонился и сказал:
- Как вам будет угодно.
Пожав всем нам руки, он забрал вазу с черешнями и вернулся к своему
столику.
Мы все еще сидели, когда Пикассо и его друзья ушли. Вечер стоял
прохладный, и на нем были берет и куртка из плотной ткани. Дора Маар была в
меховой шубе с подложенными плечами и туфлях, какие большинство женщин
носило во время оккупации, когда кожи и еще многого недоставало, - на
толстой деревянной подошве, с высоким каблуком. Из-за этих каблуков,
подложенных плеч и прямой осанки она выглядела величественной амазонкой, на
целую голову возвышавшейся над мужчиной в куртке до бедер и баскском берете.
Утром следующего понедельника, часов в одиннадцать, мы с Женевьевой
поднялись по узкой, темной винтовой лестнице, укрытой в углу мощеного
булыжником двора дома номер семь по улице Великих Августинцев, и постучали в
дверь квартиры Пикассо. После недолгого ожидания дверь открылась на
три-четыре дюйма, оттуда высунулся длинный, тонкий нос его секретаря Хайме
Сабартеса. Мы видели репродукции его портретов, нарисованных Пикассо, и Кюни
говорил, что принимать нас будет Сабартес. Он с подозрением поглядел на нас
и спросил:
- Вы приглашены?
Мы ответили утвердительно. Секретарь впустил нас, обеспокоено глядя
сквозь толстые линзы очков.
Мы вошли в переднюю, там было много растений и птиц - дикие голуби и
несколько экзотических видов пернатых в плетеных клетках. Растения не
радовали глаз; они были колючими, в медных горшках, такие часто видишь в
швейцарских. Правда, расставлены здесь они были более привлекательно и перед
высоким открытым окном производили довольно приятное впечатление. Некоторые
из этих растений я видела с месяц назад на последнем портрете Доры Маар,
висевшем в отдаленной нише галереи Луизы Лейри на улице д"Асторг, несмотря
на то, что нацисты наложили запрет на картины Пикассо. Это был замечательный
портрет в розово-серых тонах. На заднем плане картины была рама,
напоминавшая большое старинное окно, находившееся теперь у меня перед
глазами, птичья клетка и одно из тех колючих растений.
Мы последовали за Сабартесом во вторую, очень длинную комнату. Я
увидела несколько старых диванов и кресел в стиле Людовика ХШ с разложенными
на них гитарами, мандолинами и другими музыкальными инструментами, решила,
что, видимо, Пикассо использовал их в своих картинах времен кубистского
периода. Впоследствии он сказал мне, что купил инструменты уже после того,
как те картины были написаны, и хранил их в память о временах кубизма.
Комната обладала благородными пропорциями, но в ней царил беспорядок.
Длинный стол посередине комнаты и два плотницких верстака, стоявших впритык
у правой стены, были завалены книгами, журналами, газетами, фотографиями,
шляпами и всевозможным хламом. На одном из верстаков лежал необработанный
кристалл аметиста величиной с человеческую голову, в центре его была
маленькая, закрытая со всех сторон пустота, заполненная похожей на воду
жидкостью. На полке под столом я увидела несколько сложенных мужских