"Славой Жижек. Кант и Сад - идеальная пара" - читать интересную книгу автора

занимает место безусловного предписания, максима, которой субъект должен
категорично следовать, более не является кантовским универсальным
требованием - Следуйте своему долгу! Но его наиболее радикальной
противоположностью, предписанием довести до их крайнего предела всецело
патологические, случайные причуды, которые доставят вам удовольствие,
безжалостно низведя всех ваших окружающих до уровня инструментов для вашего
удовольствия.

Тем не менее, важно осознать общность между этой чертой и появлением
фигуры "садиста" мучителя-палача как действующего "субъекта высказывания"
универсального этического утверждения - приказания. Садовское движение от
кантовского Почтения - к - богохульству, т.е. от уважения Другого (равного
вам), его свободы и автономности, от постоянного отношения к нему также как
к цели-в-себе, к сведению всех Других именно к несущественным инструментам,
которые безжалостно используются, - определенно соответствует тому факту,
что "субъект высказывания" Морального предписания, невидимый у Канта,
принимает конкретные черты палача у Сада.

Итак, Сад осуществил таким образом разрыв между двумя элементами,
которые, по Канту, являются синонимичными и совпадающими [7]: утверждение
безусловного этического предписания, моральная универсальность этого
требования. Сад сохраняет структуру безусловного предписания, устанавливая в
качестве ее содержания предельную патологическую сингулярность.

И, кроме того, решающий момент состоит в том, что этот разрыв не
является эксцентричностью Сада - он остается скрытым как возможность в том
самом фундаментальном напряжении, которое конститутивно для картезианской
субъективности. Уже Гегель осознавал это изменение кантовского всеобщего в
крайнюю идиосинкратическую случайность: не является ли важнейшим пунктом его
критики кантовского этического императива то, что поскольку императив
бессодержателен, Кант должен наполнить его неким эмпирическим содержанием,
т.е. присуждая случайному особенному содержанию форму всеобщей
необходимости?

Образцовым случаем патологического, случайного элемента, возведенного в
статус безусловного требования, является, конечно, актер, всецело
отождествленный с его актерской миссией, следуя ей свободно без всякой вины,
как внутреннему принуждению, не будучи способным выжить без него. Печальная
судьба Жаклин дю Пре представляет нам женский вариант раскола между
безусловным предписанием и его лицевой стороной, серийной всеобщностью
безразличных друг другу эмпирических объектов, которые должны быть принесены
в жертву в следовании собственной Миссии [8]. (Крайне интересно и
плодотворно прочитать историю жизни дю Пре не как "реальную историю", а как
мифическое повествование: что так поражает здесь - это то как она следует за
предопределенными очертаниями семейного мифа, сходного тем же самым
(контурам) как и в истории Каспара Хаузера, в которой индивидуальные
особенности таинственно воспроизводят характерные черты из древних мифов.
Безусловным предписанием дю Пре, ее влечением, ее безусловной страстью было
ее искусство (когда ей было 4 года, увидев кого-то играющим на виолончели,
она тут же немедленно заявила, что это то кем она хотела бы быть). Это