"Славой Жижек. Кант и Сад - идеальная пара" - читать интересную книгу автора

Лакан сам указал путь из этого тупика, отсылая к кантовской философии
как решающей предпосылке психоаналитической этики долга "по ту сторону
Добра". Согласно стандартной псевдо-гегельянской критике, кантовская
универсалистская этика категорического императива не может принять во
внимание конкретную историческую ситуацию, в которую субъект погружен, и
которая предусматривает определенное содержание Добра: что ускользает от
кантовского формализма - так это исторически определенная особенная
Субстанция этической жизни.

Однако, этому упреку можно противопоставить утверждение о том, что
подлинная сила кантовской этики находится в этой самой формальной
предопределенности: моральный закон не говорит, в чем состоит мой долг, он
просто говорит, что мне следует исполнять свой долг, т.е. невозможно извлечь
конкретные нормы, которым я должен следовать в моей специфичной ситуации из
самого морального закона, который подразумевает, что субъект должен принять
ответственность за перевод абстрактного предписания морального Закона в
серии конкретных обязательств.

Именно в этом смысле мы склонны провести параллель с "Критикой
Способности Суждения" Канта: конкретная формулировка определенного
этического обязательства имеет структуру эстетического суждения, т.е.
суждения, которым, вместо просто применения универсальной категории к
определенному объекту или подведения этого объекта под уже данное всеобщее
определение, Я как бы изобретаю его всеобщее - необходимое - обязательное
измерение и, таким образом, возвышаю этот конкретный случайный объект до
уровня этической Вещи.

Т.е. всегда существует нечто возвышенное в высказывании суждения,
которое определяет наш Долг: в нем Я "поднимаю объект до уровня Вещи"
(лакановское определение сублимации). Полное принятие этого парадокса
вынуждает нас отрицать любую ссылку на "долг" как на оправдание: "Я знаю,
что это тяжело и может быть болезненно, но что я могу сделать, это мой
долг..." Стандартный девиз этической строгости звучит так: "Нет оправдания
неисполнению собственного долга!"; хотя кантовское "Du kannst, denn du
sollst!" (Ты можешь, потому что ты должен!)", кажется предлагает новый
вариант этого девиза, он имплицитно дополняет его своей гораздо более
сверхъестественной инверсией: Нет оправдания для исполнения собственного
долга! Ссылку к долгу как к оправданию исполнения нашего долга следовало бы
отвергнуть как лицемерную; достаточно вспомнить вошедший в пословицу пример
сурового садистичного учителя, который подвергал своих учеников
безжалостному наказанию и пытке. Конечно, его оправданием себе (и другим)
является: "Я сам нахожу это суровым оказывать такое давление на бедных
деток, но что я могу поделать - это мой долг!" Более подходящий пример - это
пример сталинского политика, который любит человечество, но тем не менее
совершает страшные чистки и казни, его сердце обливается кровью, в то время
как он делает это, но он не может помочь ему, это его Долг на пути к
Прогрессу человечества...

То, с чем мы здесь сталкиваемся - это, строго говоря, извращенная
позиция принятия положения чистого инструмента Воли большого Другого: это не