"Хаим Зильберман. Восстание в подземелье " - читать интересную книгу автора

легче. Недаром же говорится, что разделенное горе - уже полгоря!
Когда же видения уходили, я вновь превращался в управляемую машину с
раз навсегда заведенным механизмом... От машины я отличался лишь тем, что у
меня было желание, непреодолимое желание - побыть среди людей, поговорить с
ними, услышать человеческую речь, пусть даже следом за этим придет смерть...
"Где же вы, люди?" - взывала моя душа.
А люди были тут, в нескольких шагах от меня. Затаив дыхание, я
прислушивался к каждому отдаленному звуку, жадно ловил каждый шорох и
мысленно переносился вглубь подземелья, куда убегали многочисленные
коридоры, где притаились лестницы, десятки, а может быть, и сотни лестниц.
Куда они ведут?
Может быть, пока меня держат в карантине? Но если это так, то сколько
времени я тут пробуду?
Может быть...
Ночи напролет лежал я на койке, не смыкая глаз, и думал, думал...
Потом снова работа, снова железная миска и, наконец, самое страшное -
часы отдыха и мучительных раздумий. И тишина, тишина...
Где взять силы, чтобы вынести эту тишину?
Скоро я потерял счет дням и неделям. Притупился и слух. Меня уже не
тревожили ни шум, ни шорохи, якобы доносившиеся из коридора. Случалось, что,
работая, я засыпал и, проснувшись через минуту, принимался яростно стучать
резцом о металлическую доску. Никто не приходил на мой стук, даже коридорный
не обращал на него внимания.
Не могу вам сказать, сколько времени прожил я в одиночной, камере, не
знаю, чем бы все кончилось, если бы я остался там надолго. Вполне возможно,
что, открыв однажды утром дверь, коридорный нашел бы мой труп. Я мог бы
проткнуть себе глотку, разбить голову об стенку. Какая сила удерживала меня
от подобного поступка, чем еще привлекала меня жизнь? На эти вопросы я не
смог бы ответить.
Все во мне до такой степени притупилось, что я даже не удивился, когда,
в один прекрасный день коридорный вывел меня из камеры. Я следовал за ним
бездумно, будто на привычную прогулку или в кафе, чтобы перекусить и выпить
чашку кофе. Только в тот момент, когда мы повернули за угол и пошли по
длинному и узкому, похожему на тоннель, коридору, я вдруг понял, что здесь я
еще ни разу не был и что в моей жизни, видимо, происходит важная перемена.
Мы остановились около какой-то двери. Она была куда шире двери моей каморки.
Окинув меня внимательным, пристальным взглядом, солдат толкнул сапогом
дверь - и я увидел людей. Живых людей...
Это была мастерская, в которой работали заключенные.
Прежде чем войти в мастерскую, конвоир приказал мне стать смирно, а сам
скороговоркой как молитву, прочитал правила поведения на работе. Я не все
понял, да и не особенно старался понять. Хотелось скорее переступить через
порог, очутиться среди людей, услышать живую человеческую речь. Между тем
конвоир деревянным голосом рубил:
- Никаких разговоров!
- Никакого общения друг с другом!
- Никаких жалоб!
- Никаких заявлений!
- Никаких вопросов!..
Ничего этого я не имел права делать под страхом наказания. О каком