"Г.Зиммель. Понятие и трагедия культуры " - читать интересную книгу автора

не являющиеся субъективно-душевными. Те объективные духовные образования, о
которых я говорил вначале: искусство и мораль, наука и целесообразно
созданные предметы, религия и право, техника и общественные нормы, - все
это этапы, через которые должен пройти субъект, чтобы приобрести особую
самоценность, называющуюся его культурой. Парадокс культуры состоит в том,
что субъективная жизнь, которую мы ощущаем в ее непрерывном потоке и которая
сама по себе стремится к достижению своего внутреннего совершенства,
совершенно не в состоянии, если смотреть на это с точки зрения культуры,
достичь этого совершенства сама по себе, но лишь посредством этих совершенно
для нее чужеродных, кристаллизировавшихся до состояния самодостаточной
замкнутости форм. Культура возникает тогда (и этот момент является
определяющим для ее понимания), когда встречаются два элемента, каждый из
которых не содержит ее сам по себе: субъективная душа и объективное духовное
произведение.
Тут-то и залегает корень метафизического значения этого исторического
образования. Целый ряд имевших определяющее значение деятельных проявлений
самой человеческой сущности представляет собой никогда не завершающиеся (а
если и завершающиеся, то тут же вновь рушащиеся) мосты между субъектом и
объектом как таковыми. Здесь я имею в виду познание, но прежде всего труд, а
во многих их проявлениях - также и искусство с религией. Дух видит себя
лицом к лицу с бытием, в направлении которого его увлекают как принужде-
ние, так и внутренняя стихийность его собственной природы. Однако в движении
своем дух вечно остается запертым в самом себе, в круге, который лишь
соприкасается с бытием, и во всякой миг, когда он, сворачивая с касательной
своего пути, желает проникнуть в бытие, имманентность его собственного
закона вновь заставляет его вернуться к своему замкнутому в самом себе
вращению. В самом построении понятий "субъект" и "объект" в качестве
взаимных дополнений, каждое из которых обретает смысл лишь в другом, уже
заложено стремление к преодолению этого жесткого, крайнего дуализма и
предчувствие такого преодоления. Те упомянутые выше виды деятельности
переводят теперь этот дуализм в особую атмосферу, в которой радикальная
отчужденность двух его моментов оказывается сглаженной, допуская
определенное их слияние. Поскольку же, однако, слияния эти могут иметь место
только в виде неких модификаций, определяемых "атмосферными" условиями
отдельных областей, они не в состоянии преодолеть отчужденность сторон в ее
глубочайшем основании и так и остаются конечными попытками, направленными на
разрешение бесконечной задачи. Нашему же отношению к тем объектам, на
которых или посредством вовлечения которых в нас самих происходит обретение
нами культуры, присущ иной характер, поскольку эти объекты являются не чем
иным, как духом, обретшим предметность в этих моральных и интеллектуальных,
социальных и эстетических, религиозных и технических формах. Дело в том, что
дуализм, перед лицом которого оказывается стесненный в собственных границах
субъект, противостоящий независимому от него объекту, претерпевает
исключительно своеобразное преобразование в том случае, когда обе его
стороны являются духом. Именно субъективный дух вынужден распрощаться со
своей субъективностью (но не с духовностью), чтобы пережить свое отношение к
объекту, через который осуществляется приобретение им культуры. Это - тот
единственный способ, которым дуалистическая экзистенциальная форма,
непосредственно заданная содержанием субъекта, организуется во внутренне
целостную систему взаимных отношений. Тут имеет место объективация субъекта