"Башевис Зингер. Шоша (Текст не вычитан)" - читать интересную книгу автора

уже начинали редеть. Несмотря на бедность, Файтельзон носил английские
костюмы и дорогие галстуки. Он осмеивал всех и вся, ни в грош не ставил
никого из всемирно известных личностей. И вот такой жестокий критик отыскал
талант во мне. Когда он говорил об этом, во мне возникало и росло чувство
симпатии к нему, переходящее в обожание, даже обожествление. Однако это не
мешало мне видеть его слабые стороны. Временами, бывало, я пытался
выговаривать ему. Он только повторял: "Это ни к чему не приведет. Я умру
авантюристом ".
Подобно любому юбочнику, Морис не мог не рассказывать о своих победах.
Как-то я пришел к нему, он указал на софу и сказал:
- Если бы вы только знали, кто лежал тут
вчера, вас хватил бы удар.
- Я скоро это узнаю, - сказал я.
- Каким образом?
- Вы мне сами расскажете.
- О, вы еще больший циник, чем я, - сказал Морис. И тотчас же
рассказал.
Может показаться странным, но Файтельзон готов был с энтузиазмом
рассуждать о мудрости, заключенной в "Обязанностях сердец", "Ступенях
праведности " и других хасидских книгах. Он написал работу о каббале. На
свой собственный лад он даже любил религиозных евреев и преклонялся перед их
верой, их стойкостью перед искушениями. Он сказал как-то: "Я люблю евреев,
хотя сам и не могу стать таким, как они. Эволюция не сумела бы создать их.
Они для меня - единственное доказательство существования Бога ".

Одной из поклонниц Файтельзона была Се-лия Ченчинер. Муж ее, Геймл, был
потомком знаменитого Шмуэля Збытковера, богача, который во время восстания
Костюшки отдал все состояние, чтобы спасти евреев Праги1 от царских казаков.
Отец Геймла, реб Габриэль, владел домами в Варшаве и Лодзи. В юности Геймл
первую половину дня тратил на занятия Талмудом, а вторую - на изучение
языков: русского - до 1915 года, немецкого - до 1919, польского - после
освобождения Польши. Но хорошо знал только один язык - идиш. Он любил
поговорить с Файтельзоном о Дарвине, Маркосе, Эйнштейне - и о них читал он
на идиш.
Геймлу никогда не приходилось зарабатывать самому. Он был очень хрупок,
маленького роста, почти карлик. Иногда казалось: нет вообще такого дела, для
которого он был бы пригоден. Даже пить чай являлось для него тяжкой работой.
Он не умел отрезать себе ломтик лимона, и Селия делала это за него. Геймл
был способен только на ребяческую любовь к своему отцу и своей жене. У него
рано умерла мать. Отец женился второй раз, и имя мачехи нельзя было
упомянуть в присутствии Геймла. Я только однажды спросил его о мачехе. Он
побелел, закрыл маленькой ручкой мой рот и воскликнул: "Замолчите!
Замолчите! Замолчите! Мать моя жива!"
Невысокого роста была и Селия, но все-таки выше своего мужа. Она
приходилась ему родственницей с материнской стороны и воспитывалась в доме
реб Габриэля, так как была сиротой. Геймл влюбился в нее еще когда ходил в
хедер. Если он хотел есть, Селия кормила его. Когда же он учился языкам:
сначала русскому, а затем немецкому и польскому, - Селия училась вместе с
ним. Геймл не выучил ни одного из этих языков, а Селия - все три.
Поженились они, когда мать Геймла лежала при смерти.