"Исаак Башевис-Зингер. Шоша" - читать интересную книгу автора

экспрессионизме. Селия недавно посетила выставку современного искусства и
была совершенно разочарована. Каким образом с помощью квадратной головы или
носа в форме трапеции можно показать человека с его проблемами? И что
выражают эти резкие, кричащие краски, в которых нет ни гармонии, ни смысла?
А литература? Стихи Готфрида Бенна, Тракля, Доблера, равно как и переводы
современных американских и французских поэтов, не трогали ее.
- Все они хотят удивлять или даже эпатировать, - сказала Селия. - Но мы
уже к этому привыкли.
Селия посмотрела на меня испытующе. Казалось, ее тоже удивляет, почему
мы ведем себя так сдержанно.
- Не сомневаюсь, вы без ума от этой Бетти Слоним. Расскажите же мне о
ней.
- Ну что тут рассказывать? Она хочет того же, что и все, - урвать
немного удовольствий, прежде чем обратиться в ничто.
- Что вы называете удовольствием? Спать, простите меня, с
семидесятилетним плотником?
- Это плата за другие удовольствия, которые у нее есть.
- За что же, к примеру? Я знаю женщин, которые отдали бы все, чтобы
играть на сцене. Эта страсть мне непонятна. Напротив, на писать хорошую
книгу - вот это я хотела бы. Но очень скоро поняла, что у меня не хватит
таланта. Вот почему я так восхищаюсь писателями.
- А кто такие писатели? В своем роде фигляры и обманщики. По мне, так
более достоин восхищения тот, кто удерживает равновесие на канате, а вовсе
не поэт.
- О, я не верю вам. Притворяетесь циником, а на самом деле вы серьезный
молодой человек. Порою мне кажется, что я вижу вас насквозь.
- И что же вы видите?
- Вы постоянно тоскуете. Все люди скучны для вас, кроме, может,
Файтельзона. Вы с ним похожи. Он нигде не находит себе места. Ему хочется
быть философом, но он артист. Это ребенок, который ломает игрушки, а потом
плачет и просит, чтобы их сделали опять целыми. Я страдаю от той же болезни.
Между нами могла бы быть большая любовь, но Морис не хочет этого. Он
рассказывает мне, как флиртует со служанками. Непрерывно то разжигает меня,
то окатывает холодной водой. Обещайте, что не передадите Морису мои слова.
Он намеренно толкает меня прямо в ваши объятия и делает это хладнокровно.
Его игра состоит в том, чтобы разжечь женщину, а потом бросить ее. Однако у
него есть сердце, и когда он видит, что тому, с кем он был близок, плохо,
это его трогает. Морис болезненно любопытен. Ужасно боится, что где-то еще
осталась эмоция, которой он не испытал.
- Он хочет основать школу гедонизма.
- Дурацкие фантазии. Много лет слышу я об оргиях. Уверена, они не дают
никакого удовлетворения. Это развлечение для шестнадцатилетних подростков и
уличных девок, не для взрослых людей. Нужно вдрызг напиться или быть
ненормальным, чтобы в этом участвовать. В Париже за пять франков вам покажут
любое извращение. Писатели, которые шепчутся обо всем таком в вашем клубе, -
просто старые и больные люди. Они едва в состоянии держаться на ногах.
Мы помолчали немного. Потом Селия спросила:
- А что слышно про вашу возлюбленную, коммунистку? Она уже уехала в
сталинскую Россию?
- Вам и про нее известно?