"Исаак Башевис-Зингер. Шоша" - читать интересную книгу автора

молоды для меня и непостоянны, у меня такое чувство, что долго вы в Варшаве
не задержитесь. В один прекрасный день вы просто соберетесь и исчезнете.
Морис говорил, что Сэм Дрейман предлагает взять вас в Америку.
- Он ужасный болтун.
- Такое не часто бывает. Если можете вырваться отсюда, не медлите. Мы
зажаты между Гитлером и Сталиным. Кто бы ни занял страну, ее ждет
катастрофа.
- Почему же вы не уезжаете?
- Куда? У меня никого нет в Америке.
- А как насчет Палестины?
- Я как-то не представляю там себя. Это просто страна, куда всех нас
перенесут на облаке, когда придет Мессия.
- И вы в это верите?
- Нет, мой дорогой.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Весна началась рано в этом году. В Саксонском саду уже в марте деревья
были в цвету. Пьеса моя не была еще готова, но даже если бы и была, ставить
ее было бы поздно. Уже в мае те, кто мог себе это позволить, выезжали на
лето в Отвоцк, Швидер, Михалин и Юзефов. Но дело было не только в пьесе.
Снять театр тоже оказалось хлопотно для Сэма. Таким образом, премьера
откладывалась до праздника Кущей, когда постоянные еврейские труппы
открывали сезон. Сэм заплатил мне еще триста долларов, и я рассчитывал, что
продержусь на эти деньги до самого провала. Он хотел снять дачу в Отвоцке на
все лето, причем для меня там тоже предполагалась комната, чтобы работать
над пьесой вместе с Бетти. Сэм уверял, что, даже когда находится здесь, в
Варшаве, ничего не делая, все равно загребает кучу денег. Он сказал мне:
"Возьмите столько, сколько вам надобно. Я все равно не в состоянии истратить
все свои деньги".
Теперь я был накоротке с Сэмом и Бетти, называл их по имени, а они оба
называли меня Цуциком. Я прекрасно понимал, что все зависит от пьесы. Сэм
Дрейман часто повторял слово "успех". Он принимал все меры, чтобы пьеса
собрала широкую публику как здесь, в Варшаве, так и в Нью-Йорке, куда он
собирался везти пьесу, а заодно и меня, ее автора.
- Я знаю еврейский театр в Америке как свои пять пальцев, - говорил
Сэм. - Что еще остается нам, эмигрантам, кроме нашего театра и еврейских
газет? Когда я приезжаю из Детройта в Нью-Йорк, всегда хожу в наш театр.
Всех их я знаю-Адлеров, мадам Липкину, Кесслера, Томашевского, не говоря уже
о его жене, Бесс. Они говорят на правильном идиш - в отличие от этих
напыщенных индюков, которые со сцены призывают толпу умереть за идею. Люди
приходят в театр поразвлечься, а вовсе не для того, чтобы восставать против
рокфеллеровских миллионов.
Мы с Бетти уже целовались - и в присутствии Сэма, и за его спиной.
Когда мы работали над рукописью, Бетти брала мою руку и клала ее себе на
колено. По утверждению Файтельзона, чувство ревности - атавизм, подобно
аппендиксу или копчику. Для такой пары, как Геймл и Селия, это, пожалуй,
было верно. А Сэм Дрейман улыбался и даже выражал одобрение, когда Бетти
целовала меня. Он часто оставлял нас одних - уходил играть в карты к
приятелям в американское консульство.