"Исаак Башевис-Зингер. Шоша" - читать интересную книгу автора

терминологию по философии на древнееврейском. Если Файтельзон и являлся
дилетантом, как назвал его однажды один из критиков, то это был дилетантизм
высшего класса. Он был также блестящим собеседником и имел феноменальный
успех у женщин.
Но этот же самый Файтельзон частенько перехватывал у меня пять злотых.
В еврейской прессе ему не слишком-то везло. Издатели принимали его статьи, а
потом держали неделями, внося исправления и искажая стиль. Постоянно
находили недостатки в его работах. Про него ходило много сплетен. Сын
раввина, он рано ушел из дома, стал агностиком. Разошелся с тремя женами,
постоянно менял любовниц. Рассказывали, будто Файтельзон продал свою
возлюбленную богатому американскому туристу за пятьсот злотых. Но человеком,
больше других прочих злословившим о Файтельзоне, был сам Файтельзон. Он
прямо-таки хвастал своими приключениями. Однажды я сказал, что, если бы
можно было соединить в одном лице Артура Шопенгауэра, Оскара Уайльда и
Соломона Маймона[1], получился бы Морис Файтельзон. Следовало бы еще немного
добавить от рабби из Коцка[2], потому что на свой собственный манер
Файтельзон был мистиком и хасидом.
Среднего роста, широкоплечий, с густыми сросшимися бровями, толстым
носом, полными губами, он всегда держал во рту сигару. В клубе шутили, что
он даже спит с сигарой во рту. Глаза у него были почти черные, но иногда
казались зелеными. Черные волосы уже начинали редеть. Несмотря на бедность,
Файтельзон носил английские костюмы и дорогие галстуки. Он осмеивал всех и
вся, ни в грош не ставил никого из всемирно известных личностей. И вот такой
жестокий критик отыскал талант во мне. Когда он говорил об этом, во мне
возникало и росло чувство симпатии к нему, переходящее в обожание, даже
обожествление. Однако это не мешало мне видеть его слабые стороны.
Временами, бывало, я пытался выговаривать ему. Он только повторял: "Это ни к
чему не приведет. Я умру авантюристом".
Подобно любому юбочнику, Морис не мог не рассказывать о своих победах.
Как-то я пришел к нему, он указал на софу и сказал:
- Если бы вы только знали, кто лежал тут вчера, вас хватил бы удар.
- Я скоро это узнаю, - сказал я.
- Каким образом?
- Вы мне сами расскажете.
- О, вы еще больший циник, чем я, - сказал Морис. И тотчас же
рассказал.
Может показаться странным, но Файтельзон готов был с энтузиазмом
рассуждать о мудрости, заключенной в "Обязанностях сердец", "Ступенях
праведности " и других хасидских книгах. Он написал работу о каббале. На
свой собственный лад он даже любил религиозных евреев и преклонялся перед их
верой, их стойкостью перед искушениями. Он сказал как-то: "Я люблю евреев,
хотя сам и не могу стать таким, как они. Эволюция не сумела бы создать их.
Они для меня - единственное доказательство существования Бога".
Одной из поклонниц Файтельзона была Селия Ченчинер. Муж ее, Геймл, был
потомком знаменитого Шмуэля Збытковера, богача, который во время восстания
Костюшки отдал все состояние, чтобы спасти евреев Праги[3] от царских
казаков. Отец Геймла, реб Габриэль, владел домами в Варшаве и Лодзи. В
юности Геймл первую половину дня тратил на занятия Талмудом, а вторую - на
изучение языков: русского - до 1915 года, немецкого - до 1919, польского -
после освобождения Польши. Но хорошо знал только один язык - идиш. Он любил