"Зиновий Зиник. Руссофобка и фунгофил " - читать интересную книгу автора

В этом новом бравом мире ей снова не хватало места: тут тоже
распоряжалась Марга. В комнате, комнатушке (или это была кухня?) с газовой
плитой в углу, примостившись на кушетке, на стульях, присев на столе, друг у
друга на голове, чуть ли не свисая с потолка, задевая головой лампочку без
абажура, перекрикивали друг друга и магнитофонную пленку с французским
бардом сплошные иностранцы (русские то есть), и в этом бардаке звуков и лиц
Клио сразу же почувствовала себя еще более неприкаянной, чем в пустынном
лондонском пабе, где, чтобы заговорить с соседом по столику, надо или
наступить ему как бы случайно на ногу или пролить пива на пиджак, чтобы,
воспользовавшись извинениями, заговорить о погоде. А тут, казалось бы, у
каждого душа нараспашку, только сказать нечего, и поэтому все лезли
обниматься, и прежде всего с Маргой, "Марга, эй! Марга, где ты? Давай,
старуха, выпьем!" И "старуха" Марга летала по комнате, куда ни погляди -
везде Марга в обнимку с кем-нибудь пьет на брудершафт или просто так и все
хохочет, и все хохочет, и скачет, как Айседора Дункан после знакомства с
русским поэтом Есениным.
Такой, собственно, и представлялась Россия в первых рассказах Марги о
Москве: с Есениным и Красной площадью в снегу, с иконами Рублева и
подземными дворцами метро, с водкой, спутником, самоваром, идеальной работой
общественного транспорта, с бесклассовым обществом и загадочными
диссидентскими сходками, которые, хотя и лили воду на мельницу
клеветнических измышлений разных "солженявских", порочащих картину
бесклассового рая по ту сторону железного занавеса, но зато возбуждали - по
эту сторону занавеса - прежние надежды на перманентную революцию в духе
британских троцкистов-кружковцев, на чьи заседания в свое время Марга
таскала Клио.
Марга во всем всегда была первая, даже в смысле противозачаточных
таблеток в школе, первая стала рассуждать о пейзаже Ван Гога у себя между
ног после сигареты с марихуаной. Причем все она умела подать так, что
каждый, кто не следовал ее очередному эпатажу, выглядел мелкобуржуазным
недоумком и оппортунистом правого уклона. И всякий раз приходилось,
преодолевая изначальное отвращение к очередной взбалмошной идее Марги, снова
прыгать выше головы, цепляясь за новый виток всеобщего энтузиазма, и
доказывать всем вокруг, и прежде всего Марге, что и ты в едином левом строю
с ней. И тут обнаруживалось, что Марга уже начисто отвергла свои предыдущие
лозунги и кредо и распространяет еще одну новую революционную заразу,
подхваченную в очередной стране, про которую весь мир и думать забыл.
То есть упоминать Россию в своих разговорах Марга начала чуть ли не лет
двадцать назад. Но тогда вообще ни один разговор не обходился без Маркса и
Ленина. Что тут удивительного, если в разговоре возникала и страна Советов?
Маркс, в конце концов, высиживал свой "Капитал" в библиотеке Британского
музея, где эту пролетарскую библию впоследствии штудировал Ленин, скрываясь
в Британском музее от царской охранки; и в то время как надгробный памятник
Марксу заплевывали и исписывали заборными надписями в Лондоне, образ этого
мученика прибавочной стоимости стал в Москве иконой для каждого простого
труженика и партийного активиста. Связь между колыбелью марксизма-ленинизма
в Лондоне и его возмужанием в Москве была очевидна. Это несомненно. Но связь
эта вспоминалась лишь в качестве аргумента во время скандала, скажем, с
хозяйкой квартиры, когда та повышала ренту за комнату в студенческие годы, и
было ясно, что с этими старухами-процентщицами надо покончить раз и навсегда