"Эмиль Золя. Завоевание" - читать интересную книгу автора

- Еще бы! Я встала у самых дверей. Они всю пронесли мимо меня, и
старухе, по-моему, это не очень-то понравилось. Дайте вспомнить... Сначала
пронесли железную кровать, потом комод, два стола и четыре стула... Вот и
все... И мебель-то не новая. На мой взгляд, и тридцати экю не стоит.
- Надо было сказать хозяйке; мы не можем сдавать квартиру при таких
условиях... Сейчас же пойду объяснюсь с аббатом Буретом.
Он уже собирался уходить, взбешенный, когда Марта остановила его,
сказав:
- Послушай, я и позабыла... Они уплатили за полгода вперед.
- Как! Уплатили? - чуть не сердито произнес он.
- Да, приходила старуха и дала мне вот это.
Она порылась в своем рабочем столике и передала мужу семьдесят пять
франков монетами по сто су, аккуратно завернутыми в обрывок газеты.
Муре, ворча, пересчитал деньги.
- Ну, раз они уплатили, то пусть себе как хотят... А все-таки они
странные люди. Не всем, разумеется, быть богатыми, это понятно, но если у
тебя ни гроша, это не резон напускать на себя таинственный вид.
- Вот что еще я хотела тебе сказать, - продолжала Марта, увидев, что он
успокоился: - старуха спрашивала, не можем ли мы одолжить им складную
кровать; я ей ответила, что она нам не нужна и они могут пользоваться ею
сколько угодно.
- Ты хорошо сделала; надо быть любезными с ними. Я уже тебе говорил:
мне противно в этих проклятых попах только то, что никогда не поймешь, что у
них на уме и чем они заняты. Вообще же говоря, среди них часто встречаются
очень достойные люди.
Деньги, по-видимому, подействовали на него успокаивающим образом. Он
шутил, приставал к Сержу с вопросами по поводу "Отчета о миссиях в Китае",
который тот в данный момент читал. За обедом он держал себя так, как будто
нисколько не интересовался жильцами третьего этажа. Но когда Октав
рассказал, что видел, как аббат Фожа выходил из епархиального управления,
Муре не выдержал. За десертом он возобновил вчерашний разговор. Но затем
устыдился немного. Несмотря на огрубелость, свойственную коммерсанту,
удалившемуся от дел, Муре был отнюдь не глуп; он обладал большой дозой
здравого смысла и прямотой суждения, благодаря которым среди провинциальных
сплетен обычно умел схватить самую суть дела.
- В сущности говоря, - заявил он, уходя спать, - нехорошо совать нос в
чужие дела... Аббат имеет право делать, что ему угодно. Мне надоело все
толковать о них; отныне я умываю руки.
Прошла неделя. Муре вернулся к своим обычным занятиям; он бродил по
дому, препирался с детьми, среди дня уходил по каким-то делам, о которых
никогда не говорил, ел и спал, как человек, для которого жизнь - ровный и
укатанный путь, без каких-либо толчков и неожиданностей. Дом как будто снова
замер внутри. Марта по-прежнему сидела на своем месте, на террасе, за
рабочим столиком. Подле нее играла Дезире. Мальчики ежедневно оживляли дом
шумом в те же самые часы. Кухарка Роза все так же сердилась и ворчала на
всех; а в саду и в столовой царила все та же дремотная тишина.
- Не в упрек тебе будь сказано, - повторял Муре своей жене, - но теперь
ты сама видишь, что ошибалась, полагая, что сдача третьего этажа внесет
расстройство в нашу жизнь. Нам сейчас стало еще спокойнее; и дома теперь у
нас уютнее и веселее.