"Эмиль Золя. Накипь" - читать интересную книгу автора

приходилось отказываться от этого намерения, потому что трудно было найти
другую. Даже отъявленные воровки, и те отказывались поступать в этот
"барак", где каждый кусочек сахару был на счету.
- Ничего тут, по-моему, нет, - ворчала Берта, обшаривая шкаф.
Полки были удручающе пусты и вместе с тем свидетельствовали о показной
роскоши семейства, где покупается самое низкосортное мясо, чтобы можно было
выгадать деньги на цветы для стола. Там виднелись одни только фарфоровые
тарелки с золотыми ободками, совершенно чистые, точно вылизанные, щетка для
сметания хлебных крошек с посеребренной и уже облезлой ручкой, судки с
высохшими остатками уксуса и прованского масла. Но хоть бы какая-нибудь
завалявшаяся корка хлеба, какие-нибудь объедки! Ни яблока, ни леденца, ни
ломтика сыра - ничего! Нетрудно было догадаться, что голод, постоянно
мучивший Адель, заставлял ее так усердно выскребать подливку, изредка
остававшуюся от хозяйского стола, что с посуды сходила позолота.
- Она никак съела всего кролика! - воскликнула г-жа Жоссеран.
- Верно! -подхватила Ортанс. - Ведь оставался еще кусочек от спинки!..
Да нет, вот он! Я и то удивилась, что она посмела... Как хотите, я его съем!
Правда, он холодный, но не беда.
Берта тоже искала чего-нибудь для себя, но безуспешно. Наконец все же
рука ее наткнулась на бутылку, куда их мамаша вылила из банки остатки
смородинного варенья, чтобы приготовить из него сироп для угощения
собиравшихся у нее по вторникам гостей. Налив себе оттуда полстакана, Берта
сказала:
- Вот и отлично! Я буду в него макать хлеб, раз нет ничего другого...
Г-жа Жоссеран встревожилась и строго посмотрела на нее.
- Чего деликатничать, наливай уж целый стакан, раз оно попало тебе в
руки, - проговорила она. - А завтра я по твоей милости буду потчевать своих
гостей просто водой. Не так ли?..
К счастью, вновь обнаруженный проступок Адели избавил Берту от
материнских упреков. Г-жа Жоссеран вертелась по кухне, отыскивая следы новых
злодеяний своей служанки, как вдруг заметила на кухонном столе книгу. И тут
ее уже окончательно прорвало:
- Ах, мерзкая тварь! Она опять притащила на кухню моего Ламартина!
Это был "Жослен". Г-жа Жоссеран взяла его в руки и, словно счищая с
него грязь, стала тщательно вытирать, без конца повторяя, что она двадцать
раз запрещала Адели таскать повсюду эту книгу и писать на ней свои счета.
Тем временем Берта и Ортанс, поделив найденный ими кусочек хлеба, заявили,
что им прежде всего надо раздеться, и унесли к себе в комнату свой ужин.
Мать, бросив последний взгляд на холодную плиту и прижав к себе заплывшей
жиром рукой томик Ламартина; вернулась в столовую.
Жоссеран продолжал писать. Он надеялся, что жена, проходя в спальню,
ограничится презрительным взглядом в его сторону. Но она снова в бессилии
опустилась на стул и, не говоря ни слова, в упор уставилась на него. Этот
взгляд вызвал в нем такое смятение, что перо в его руке стало прорывать
тонкую бумагу бандеролей.
- Так это вы не дали Адели приготовить крем к завтрашнему обеду?
Ошарашенный Жоссеран решился, наконец, поднять голову.
- Кто? Я, милая?
- Ну, вы, как всегда, конечно, будете утверждать, что вы тут ни при
чем... Почему же она тогда не сделала крема, как я ей велела? Вы отлично