"Эмиль Золя. Накипь" - читать интересную книгу автора

убраться. Эти две семьи, собравшись в маленькой нетопленной столовой, таким
образом проводили свои воскресные послеобеденные часы, каждые пять минут
пережевывая одно и то же и не толкуя ни о чем другом, кроме своих личных
делишек. Даже домино казалось им чересчур утомительным занятием.
Теперь была очередь г-жи Вийом излагать свои взгляды. После довольно
длительной паузы, которая, по-видимому, нисколько не показалась тягостной
всем четырем, точно им понадобилось время, чтобы дать другое направление
своим мыслям, старуха Вийом продолжала:
- У вас, сударь, нет детей? Ну, за этим дело не станет! А какая это
ответственность, особенно для матери!.. Когда у меня родилась моя девочка,
мне было сорок девять лет, в этом возрасте, благодарение богу, уже умеешь
себя вести... Мальчики, те как-то растут сами. Но зато девочки!.. У меня по
крайней мере хоть есть удовлетворение, что я выполнила свой долг. О да, я
его выполнила!
- И она в отрывистых фразах стала объяснять, как она понимает
правильное воспитание. Всего важнее благопристойное поведение. Никаких игр
на лестнице - девочка должна всегда быть на глазах у матери, потому что у
девчонок на уме одни только глупости. Двери всегда должны быть на запоре,
окна - плотно закрытыми во избежание сквозняков, приносящих с улицы всякую
гадость. Во время гулянья надо водить девочку за руку и научить ее держать
глаза опущенными, чтобы она не видела непристойных зрелищ. Что же касается
набожности, то не рекомендуется чересчур усердствовать, - ровно столько,
сколько нужно для обуздания дурных инстинктов. Позднее, когда девочка
вырастет, приглашать к ней учительниц на дом, не отдавать ее ни в какие
пансионы, где невинные дети только портятся. Надо также присутствовать на
уроках, следить, чтобы девочка не узнавала того, что ей знать не положено;
необходимо, разумеется, прятать газеты и хорошо запирать книжный шкаф.
- Барышни и без того знают больше, чем следует, - в виде заключения
прибавила старуха.
Пока мать говорила, Мари сидела, устремив отсутствующий взгляд куда-то
вдаль. Перед ее глазами вставала уединенная квартирка на улице Дюрантен, с
крохотными комнатками, где ей запрещено было даже выглядывать в окно. Она
вспомнила свое затянувшееся детство, связанное со всякого рода запретами,
смысл которых был ей непонятен, с чернильными вымарками в тексте модного
журнала, вызывавшими краску на ее лице, с сокращениями в учебниках,
приводившими в замешательство даже самих учительниц, когда Мари приставала к
ним с вопросами. Впрочем, это было спокойное детство, медленное и вялое
созревание в тепличной атмосфере, как бы сон наяву, в котором все обыденные
слова и заурядные события искажались, приобретая какие-то нелепые значения.
Да и сейчас, когда она, вся ушедшая в воспоминания, сидела с
блуждающим, устремленным вдаль взглядом, у нее, сохранившей неведение и в
замужестве, на губах мелькала детская улыбка.
- Хотите верьте, хотите нет, - произнес старик Вийом, - но моя дочь к
восемнадцати годам не прочла ни одного романа. Правда, Мари?
- Да, папа.
- У меня имеются сочинения Жорж Санд в изящном переплете, и, несмотря
на возражения матери, я только за несколько месяцев до замужества Мари,
наконец, разрешил ей прочесть "Андре". Это совершенно безобидная вещь,
облагораживающая душу, плод чистейшей фантазии... Я лично стою за
либеральное воспитание. Литература, бесспорно, тоже имеет свои права...