"Эмиль Золя. Накипь" - читать интересную книгу автора

Клотильда, пробежав пальцами вверх и вниз по клавиатуре и устремив
глаза к потолку, с выражением ужаса на лице пропела:

Я вся дрожу!..

Так начался концерт; все восемь адвокатов, чиновники и рантье уткнулись
носом в нотные тетрадки и, подобно ученикам, которые запинаясь читают
страничку греческого текста, клялись, что готовы постоять за Франции.
Вступление это озадачило гостей, потому что низкий потолок заглушал
голоса, и до слуха доходил только неясный шум, словно по улице, заставив
дребезжать оконные стекла, прогромыхала телега, груженная булыжником.
Однако, когда в мелодической фразе Сен-Бри "За святое дело!" прозвучал
знакомый мотив, дамы пришли в себя и с понимающим видом одобрительно
закивали головами.
В зале становилось все душнее, сеньоры во всю глотку выкрикивали "Мы
клятву все даем! За вами мы идем!", и каждый раз этот возглас гремел так,
что, казалось, он вот-вот сразит всех собравшихся наповал.
- Уж очень они громко поют! - прошептал Октав, наклонившись к уху г-жи
Эдуэн.
Но она даже не шевельнулась. Тогда Октав, которому наскучило слушать
объяснение в любви Невера и Валентины, тем более что аудитор
государственного совета пел фальшивым баритоном, стал обмениваться знаками с
Трюбло. Но тот, в ожидании, когда в хор вступят монахи, движением бровей
указал ему на оконную нишу, куда Берта окончательно загнала Огюста. Они там
были одни, овеваемые проникавшим с улицы свежим ветерком, в то время как
Ортанс, стоя впереди, заслоняла их, прильнув к портьере и как бы рассеянно
перебирая ее подхват. Никто больше не обращал на них внимания. Даже г-жа
Жоссеран и г-жа Дамбревиль, невольно обменявшись взглядом, стали смотреть в
другую сторону.
Тем временем Клотильда, увлеченная своей ролью, продолжала играть,
отдавшись вдохновению; словно боясь пошевелиться, она вытягивала шею и
обращалась к пюпитру с клятвой, предназначенной Неверу:

Отныне кровь моя принадлежит тебе!

Наконец вступил хор эшевенов в составе одного помощника прокурора, двух
стряпчих и одного нотариуса. Квартет неистовствовал, фраза "За святое дело!"
все время повторялась и, подхваченная половиной хора, звучала громче и
громче. Кампардон все больше раскрывал и округлял рот и, грозно скандируя
слоги, отдавал боевые приказы. Вдруг раздалось пение монахов. Трюбло
гнусавил, извлекая из живота низкие басовые ноты.
Октав, с любопытством следивший за пением Трюбло, крайне удивился,
когда посмотрел на оконную нишу. Ортанс, сделав вид, будто она увлечена
пением, как бы машинально опустила подхват, и широкая портьера красного
шелка, ничем не сдерживаемая, совершенно скрыла Берту и Огюста, которые,
облокотившись о подоконник, ничем не выдавали своего присутствия. Октав не
стал больше смотреть на Трюбло, в этот миг как раз благословлявшего кинжалы:
"Благословляю вас, священные кинжалы!" Что они такое делают за портьерой?
Темп музыки убыстрялся, гудению монашеских голосов хор отвечал: "На смертный