"Иван Зорин. Перепелиные яйца " - читать интересную книгу автора

"Нашелся такой мудрец. Перед тем, как родиться, ему показали его
будущую жизнь. Так он отрезал у нее самые черные куски, а потом мало
показалось. Когда куцую жизнь посмотрел, взмолился - дайте еще попробовать.
Ему дали. Он снова откромсал те куски, что почернее. И опять недоволен.
Можно еще? А кончилось тем, что от жизни ничего не осталось, так он и не
родился."
"Значит, по-твоему, нельзя все страданье одним махом оттяпать?"
"Черная полоса в жизни соседствует с белой, - важно пробасил Корней. -
А человеку разрешается ее кроить... Можно на несчастнейшую полосу заплатку
из счастья поставить."
"Оттого она такая серая?" - взвизгнул Егор.
"В жизни-то все перемешано - и горе и радость, и слезы и смех."
Почувствовав, что сморозил глупость, Корней попробовал выкрутиться.
"Наша жизнь, как драный тулуп, выверни ее наизнанку - никто и не
заметит... - Его язык удивленно извлекал слова, будто впервые пробовал на
вкус. - И носить ее можно задом наперед, проживая от смерти к рождению."
И опять замолчали.
"Встречаются такие, что им у зеркала ужинать, значит аппетит портить. -
меланхолично заметил Корней. - От них даже двойник в зеркале морщится."
"С лица воду не пить..." - безразлично откликнулся Егор.
Тусклое солнце плющилось о горизонт, и на шестах уже горланили зорю
петухи.
Было время, когда мысли сливаются с воспоминаниями, а желания
сбываются, если загадать их, скрестив за спиной пальцы.
Егор был женат, казалось, с рождения. У его жены был абсолютный
музыкальный слух, она все время напевала популярные мелодии, попадая в ноты
также легко, как ему в лицо, когда плевала. Егору врезалась в память их
поездка к морю, дешевая гостиница, в которой они провели медовый месяц, и
пропахший тиной пляж, на котором ему впервые захотелось прекратить ее пение.
Он так и не понял, почему не убил жену, прожив с ней столько лет. "Жизнь -
это суд, на котором разбирается одно и то же дело: судьба против
человека", - подумал Егор, слушая, как Корней шепчется с Богом, в которого
не верит.
Семейная жизнь, как бритва, - от постоянного пользования становится
безопасной. Корней прожил с женой так долго, что после развода навсегда
запомнил свою первую, казалось ему, безбрачную ночь. "Заруби на носу,
дорогой, - мурлыкала жена, жмурясь так, что ее изогнутые ятаганом ресницы
прятали кошачьи зрачки, - о чем бы ни говорили мужчина и женщина, речь
всегда идет о сексе". Жена была страстная, и он просыпался со следами зубов
на щеке. А в то утро вместо укусов на щеке красовался отпечаток от пуговицы
на наволочке.
"А мне сдается, - невпопад заметил Корней, ковыряя ногтем расческу, -
что мы давно умерли и теперь бродим по земле, как призраки."
Егор подумал, что люди, как перепелиные яйца - их кропят разные пятна,
а в гнезде не различить. Но сказал совсем другое: "К прозрению, как к
рекорду или смерти, идешь всю жизнь."
Разговор не клеился. Слова подбирали тяжело, точно тащили из колодца
полное ведро.
"Или вот как бывает, - отвечая своим мыслям, заметил вслух Егор, - во
сне вызывают тебя к доске, учитель задает трудную задачу. Ты пыхтишь,