"Иван Зорин. Снова в СССР " - читать интересную книгу автора

мыль...". Сатана уставился на него стеклянным взглядом, затем, достав из
воздуха его дни, перетасовал, как колоду карт, разложил их веером и, вынув
наугад несколько, вновь перемешал. С тех пор у математика на неделе стало
семь пятниц: в один день он просыпался стариком, таким дряхлым, что мочился
в постель не в силах дойти до писсуара, в другой - делал то же самое, потому
что оказывался младенцем. Так вместе с порядком он избавился от скуки. А
чтобы он больше не приставал, Леопольд Юрьевич разорвал и выбросил в окно
день их встречи, тот полетел осенним листом и упал в лужу под водосточной
трубой. Там его подобрал пускавший кораблики мальчишка, примерил на себя,
ощутив вкус скуки, с отвращением выбросил, но его улыбка, ставшая с тех пор
пресной, как маца, сделала эту историю достоянием молвы. В другой раз явился
молодой человек, страдающий мизантропией. "Ты даже не подозреваешь,
насколько дурны люди", - произнес Леопольд Юрьевич голосом, вызывающим
сочувствие. И действительно, мы видим лишь пороки, бушующие в себе, эгоист -
эгоизм, похотливый - похоть, и только воплощение Порока видит сразу все.
Леча подобное подобным, Цифер открыл после этого юноше глаза - тот ужаснулся
и сошел с ума. В желтом доме он слывет добрейшим малым, любит врачей,
облачивших его в смирительную рубашку, и санитаров, запирающих на ночь в
карцер. Дело, о котором пойдет речь, происходило в двухтысячном году, в
день, который февраль занял у марта.
- Карты, звезды, кофейная гуща? - спросил очередного посетителя
Леопольд Юрьевич.
Тот покачал головой, стал топтаться, как корова на бойне, потом, сунув
в рот сигарету, закурил, будто ковырял зубочисткой, и дым за его спиной
свернулся письменами, которые сообщили, что он, Петр Васильевич Горов, уже
достиг возраста, когда встал вопрос, почему жизнь прошла мимо. Теперь его
интересовало, с какого момента она стала декорацией, а он превратился в
зрителя. Когда потерял работу? Или со скандалом ушла жена? Он цеплялся за
прошлое, как за потерянный рай, оказавшись в положении человека ступившего
одной ногой в отплывающую от берега лодку.
- Ах, вот оно что... Стало быть, Вы хотите заново увидеть этот сон.
У Петра Васильевича мелькнули чертики.
- Я слышал, Вы можете. - промямлил он.
- Могу, - перебирая четки, подтвердил Леопольд Юрьевич, - только,
боюсь, он Вас разочарует...
Цифер задумчиво погладил бакенбарды, скользнул по усам, стряхивая в рот
застрявшие от обеда крошки, и рассказал о том, как одному книжному червю с
лицом таким узким, что мог бы облизывать собственные уши, нагадал смерть от
книг. "Бедняга понял меня метафорически, - бритвой по стеклу, скрипел голос
Цифера, - стал читать избирательно, украдкой перелистывая страницы,
написанные желчным пером. Он опасался скрытого в них яда, а кончилось тем,
что в библиотеке рухнули полки, и "Молот ведьм", издания 1876 года, проломил
ему висок". Хозяин преисподней обернул руку четками и ребром ладони провел
по горлу: "Жизнь - простая загадка, которая с годами делается
неразрешимой...".
"Судьбу, как жену, не выбирают", - поддакнул за стенкой ассистент,
созерцая запавшими глазницами свой пуп.
Тишина густела водой в омуте, делаясь тяжелой и темной. Но гость гнул
свое.
- Я должен вернуться... Любой ценой... За стенкой захихикали.